Ваби-саби как альтернатива суете и хаосу

Ямэй спросил: «Скажи мне, на что похоже саби в хайку?» Керай ответил: «Саби – это краски поэмы. Оно не говорит о печали, но это то же самое, что и старость. Например, даже если старик, закованный в доспехи, находится на поле битвы или сидит за праздничным столом в роскошных одеждах, нельзя скрыть его возраст. Саби может существовать как в радостных стихах, так и в печальных. А сейчас позволь мне прочитать одно стихотворение:

Два сторожа в саду цветов

С убеленными сединой головами

Дружески разговаривают».

Учитель (Басе) заметил: «Это изумительно. Прекрасно проявились краски саби».

(Фукумото, 1983, с. 10–11).

Выражение «сторожа в саду цветов» наводит нас на мысль о роскошном виде цветущих вишен и, возможно, указывает на разноцветную одежду сторожей. В итоге у нас возникают теплые и спокойные чувства при восприятии облика «убеленных сединами» стариков. Необходимо подчеркнуть, что эта умиротворенность не отрицает красоты, она включает в себя больше, чем одиночество старости. В соединении противоположных ценностей – красоты цветов вишни и седины стариков – эти образы взаимодействуют, усиливая друг друга, хотя они и не описаны в стихотворении. Эстетика саби создает соответствующую атмосферу. Люди нуждаются в духовном воспитании для истинного понимания красоты, которая создается из мысленных образов. И, как следствие, неприятие броской, явной красоты и изобилия представляется идеальным условием для наслаждения ваби-саби, которое не имеет явных признаков, но обладает свойствами, познаваемыми сердцем.

Но почему японцы зашифровывают «истину вещей»?

– Первым из основных принципов японской эстетики к VIII веку нашей эры был сформирован макото, – объясняла на лекции, проведенной сайтом «Бумага» (paperpaper.ru), японоведка Лиала Хронопуло. – Под ним подразумевается отображение в художественном произведении сущности вещей. Буквально макото можно перевести как «истина».

Макото, например, ясно представлен в старейшей антологии на японском языке «Собрание мириад листьев», где собраны пятистишия танка и другие, менее популярные стихотворные формы. Позднее о принципе часто писали литературоведы. Суть макото объясняют тем, что творец понимает «истину вещей», которую нельзя просто передать словами, и отображает ее в своем произведении, зашифровывая с помощью канонических приемов. Таким образом, творец делает читателя или слушателя сотворцом, заставляя его работать сердцем и головой.

Чтобы помочь понять макото, познакомьтесь с этим примером японской поэзии:

Меж отвесных скал, среди Цукуба-гор,

Хоть и сильный шум от падающих вод,

Исчезает в глубине вода,

А вот я свою любовь хранить

Буду вечно, милая моя!

(«Собрание мириад листьев»)

На первый взгляд, это лирические стихи-танка, которые достаточно просты для интерпретации. Вроде бы «истина» (макото) в основе стихотворения – признание в любви. Но это, конечно, не совсем так. Важна верная интерпретация, позволяющая разглядеть более глубокие смыслы, которая возможна, если у вас есть «ключи».

Так, в первой строчке используется топоним «Цукуба-горы», который должен породить у читателя соответствующие ассоциации. Гора Цукуба – это древнее место, куда приходили влюбленные, чтобы обменяться клятвами в вечной любви: считалось, что поклявшуюся пару не в силах разлучить ни небо, ни люди. Используя этот топоним, поэт подразумевает, что пишет не о мимолетной страсти, а о серьезной любви.

Во второй и третьей строчках говорится о течении. А течет не только вода, но и время. Значит, речь идет не только о любви, но и о разлуке. Таким образом, у читателя рождается цепь ассоциаций: мы поклялись друг другу в искренней любви, время проходит, однако даже оно не способно нас разлучить. В итоге у нас появляется стих-клятва, а не просто стих-признание.

А теперь разберем другое стихотворение-хайку Басе:

Снег согнул бамбук,

Словно мир вокруг него

Перевернулся.

Всего восемь слов (русских, в виде иероглифов хайку по-другому выглядит), а вы не только видите этот снег и камыш, но и ощущаете морозную влажность воздуха, ежитесь под свинцовыми облаками, чувствуете одиночество и безысходность только что наступившей зимы.

При сложении этих микростихов необходимо было еще и соблюдать некоторые правила, следить за стихотворным размером и т. д. Хайку – это типичный пример присутствия ваби-саби: лаконичность, немногословность, но при этом глубина и выразительность.

Как поэзии, так и визуальным видам японского искусства свойственны меланхоличность и смиренная грусть. Эта тенденция зародилась примерно в XVI веке под влиянием буддийских ценностей: спокойное понимание быстротечности жизни, любование красотой увядания, счастливая удовлетворенность малым и даже недостаточным.

А в этом стихе Басе отражает миг, запечатленный в состоянии отрешенного просветленного ума и развернутый в бесконечность:

Старый пруд.

Прыгнула в воду лягушка.

Всплеск в тишине.