Вадимка

Мы стоим у самолёта, не зная, что предпринять. Трудную задачу приходится решать. Раз в неделю летит самолёт на Тымбу: очень тяжёлая трасса — частые дожди, туманы, грозы. Половина пути лежит над могучей сибирской рекой. Полмесяца ждали мы хоть мало-мальского просветления.

— Эх, Вадимка, Вадимка!..

Лётчик возле кабины выжидающе смотрит на нас: дескать, чего мешкаете, каждая минута дорога.

Я решаю остаться на аэродроме. Без Вадимки мне лететь нельзя.

— А вы трогайте. Счастливого пути!

— Я тоже остаюсь. — Степан Степаныч вытаскивает из пачки папиросу. — Недельку потерпим.

Темник хватается за вещи, не зная, куда их девать — то ли в самолёт нести, то ли на вокзал.

— Ты полетишь, Стёпа!

Я решительно беру лодку, рюкзак, толкаю их в самолёт. Иван Гурьяныч суетливо помогает мне — видно, очень хочется ему лететь на Тымбу.

Так мы ломаем нестойкое сопротивление Степана Степаныча.

— Ладно, уговорили, — сдаётся он. — Жду тебя на Тымбе, Федя. Хоть до нового потопа.

Лётчик запускает мотор, пробует на всех режимах. Я машинально ловлю чистоту звука и, как бывший механик, определяю: «Мотор трудится отлично».

Лётчик прибавляет газ, самолёт срывается с места. От винта летят на меня колкие пыльные вихри.

— Счастливо, друзья!..

Степан Степаныч машет мне из окошка. Темника не видно — он сидит сзади.

«ЯК-12» медленно отрывается от земли. И в тот же миг я слышу Вадимкин голос:

— Батя!..

Я поворачиваюсь, вижу бегущего сына. За плечами его подскакивает увесистый рюкзак, в одной руке качаются спиннинг и вёсла, в другой… Ну конечно, щенок! Тот самый, с дымчатой шерстью и белыми лапками, с довольной мордашкой.

— Батя, я опоздал? — Вадимка стоит передо мной жалкий, растерянный, с растрёпанным чубом. Вот-вот заплачет.

— Опоздал, Вадимка. — Я киваю на взлетевший самолёт.

— А когда следующий?

— Через неделю, две… месяц. Кто знает?

— Я из-за щенка, понимаешь?

— Понимаю.

— Нет, ты послушай!

— Слушаю.

Я сажусь на пустой ящик из-под свиной тушонки. Вадимка стряхивает с плеч рюкзак, опускает щенка на траву. Щенок обнюхивает мои ноги, дружелюбно приветствует хвостиком.

«Что ж теперь?» — эта мысль гнетёт меня.

А Вадимке надо оправдаться:

— Понимаешь, почему я ночью ушёл? Мне Серьга Пушин сказал, а ему ребята сказали, что такие щепки у Лёньки Корешкова водятся. Они очень породистые. А Лёнька, я знаю, где живёт, недалеко от нас. Я бы, конечно, раньше приехал, если б не Серьга. Ему тоже такой щенок нужен…

Мне сейчас не до Вадимкиных рассказов. Надо как-то выкручиваться. Может, к начальнику аэропорта сходить? Должен он что-нибудь посоветовать…

— …Ну, рассветать стало. Мы пошли к Корешковым. Стучимся. Открывает мать. «Вы к кому?» — спрашивает. «К Лёньке Корешкову». — «Зачем?» — «Военная тайна». — «Спит ваша военная тайна». Всё-таки выманили мы его. Смотрит Лёнька на нас, морщится и говорит: «Ни за что! У меня один убежал, так я его кой-как нашёл. Теперь обоих на цепи держу».

— Стой, Вадимка, не жужжи, дай подумать!

— Я сейчас, я два слова… Пришлось мне сказать, куда лечу. Лёнька аж глаза выпучил. Ну, рюкзак, вёсла, спиннинг… Серьга подтверждает. Тут Лёнька и растаял. «Хорошо, говорит, по рукам. Когда вернёшься — отдашь. А тебе, Серьга, никакого щенка нету, у меня один остался».

Я понимаю нехитрую Вадимкину уловку — заговорить меня, чтоб я остыл, не ругался. Он рассказывает, как они с Серьгой из-за щенка чуть не подрались, как он такси искал, как шофёр с него деньги требовал…

— Идём к начальнику аэропорта. — Я беру рюкзак и вёсла. — Да не забудь свою драгоценность. Из-за неё мы сели в лужу.

Если бы я знал, сколько ещё у нас будет луж!

Начальник аэропорта, оказывается, мой сослуживец по авиационному полку. Сначала я не узнал его. Неужто это Сашка Синев — щеголеватый лётчик-сержант, который классно летал и дрался в воздушном бою? Я никак не могу соединить в своём представлении двух разных людей; того мальчишку-сержанта в пилотке набок, в блескучих сапогах гармошкой и этого полного мужчину с глубокими пролысинами, с орденскими ленточками на груди.

— Здравствуй, Фёдор Петрович! Садись, рассказывай. Я тебя сразу узнал. Учебный полк помнишь?

— Как не помнить! Армейская жизнь не забывается.

— Верно, верно. Ах как верно, дорогой! — Александр Сергеевич придвигается к моему стулу. — Сколько воды утекло. А? Время-то как летит! А?

С места в карьер пускается он в воспоминания о тех далёких днях.

— Да, было, было времечко! Сосунками в самолёты садились, цыплятками. А летали как? Я ведь до майора дошёл, заместителем командира полка был. А потом, друг ты мой, чуть не гробанулся. И вот, как видишь… А ты как? Знаю, что Книготоргом ворочаешь. Хоть бы книжечки оставлял какие там редкие. Да, по совести скажу, читать некогда. Ну, так что же?

Он стал говоруном, Сашка Синёв.

Я рассказываю о себе, о спутниках, о наших бедах. Кой-что, понятно, приукрашиваю. Вадимка сидит, улыбается: «Так, так, всё так!»

Александр Сергеевич ёрзает в кресле, сочувственно чмокает пухлыми губами.

— Нет ли у вас рейса, Александр Сергеевич, — спрашиваю, — такого, который к Тымбе поближе?

Александр Сергеевич разводит руками:

— Ничего! Рад бы, но…