- Я не привыкла давать повода для сплетен, товарищ Алексей, - её пробило на улыбку, совсем не соответствующую строгому смыслу слов.
- Одно ваше появление в закрытом гарнизоне зарядит местных сплетниц на неделю вперёд, какая там война... И вам, наверно, не полагается гулять по секретному аэродрому, но я разрешаю и покажу наших птиц, на которых сталинские соколы покоряют синее небо...
Получив накачку от генерала, Сафонов вернулся к эскадрилье. Оставшиеся в строю "ишаки" жалобно раскрыли капоты, в машинах копались техники и оружейники. Рослая фигура Кухаренко на две головы возвышалась над мелким силуэтом переводчицы. Её яркое лёгкое пальто среди тёмных и блеклых красок аэродрома смотрелось вызывающе цивильным. Лёша расставил руки в стороны наподобие крыльев и что-то бойко рассказывал, Мира смеялась. Капитан неодобрительно покачал головой.
Вечером красным соколам предстоял разбор дневных полётов у командира полка, не менее подробный разбор позднее устроила супруга.
- Боря, это правда?
Сговорились они с Кузнецовым, что ли? Обвиняют, но не скажут - в чём. Капитан стянул лётную куртку и шлемофон.
- Правда, что я устал и есть хочу.
Евгения раздражённо налила суп в миску.
- Не отводи глаза! Мне Варька из штаба шепнула... Про англичан. И что тебя ставят на комполка. Ну зачем тебе это? С эскадрильей не всегда ладишь, Кухаренко от рук отбился, тоже мне - дружок...
- Бабское радио, вашу мать! - в сердцах выругался Борис и прижал ладонь к губам - не услышал ли Игорь. - Ты что, мне Особый отдел дома устраиваешь? Да вас самих за военную тайну...
- Не переводи разговор! Ты - первоклассный лётчик, но не пастух англичанам. На тебя ж вся страна смотреть будет.
Пока на него смотрел только товарищ Сталин, чей портрет из журнальной вырезки был единственным украшением кухни в крохотной квартирке длинного двухэтажного дома для офицерских семей.
- Пусть. Всё нормально.
- Нормально?! А что раньше говорил? Если к нам сунутся, мы за неделю любого выгоним! Что за красным военлётом будешь как за каменной стеной. Вон сколько гибнет, конца-края не видно. Каждый вылет... я до вечера не знаю - вдова или ещё нет...
- Не смей! Идёт война. Я там, где нужнее. И точка.
Взаимоотношения красного сокола Кухаренко и его новой знакомой были далеки от стадии, когда мужчина и женщина предъявляют друг другу претензии. К концу следующего дня он внезапно пропал с лётного поля и столь же неожиданно объявился с микроскопическими синими цветочками из растущих в августовской тундре.
- Так мило... Неужели вы - романтик, товарищ Алексей?
- Все лётчики - романтики. Только мой командир умело это скрывает. Позвольте, дорогая Мира, эскортировать вас до разворота на глиссаду у вашего аэродрома.
- Хотите проводить меня? Так и говорите! Я из всего вашего лётчицкого только одно знаю - от винта.
Девушка привычным движением поправила тёмную упрямую прядь, выбившуюся из-под беретки. Её тёмно-карие глазки глядели насмешливо и оценивающе.
- Ну, если девушка говорит военлёту эти слова на свидании, он - в штопоре! Вашу ручку, товарищ Мира...
У казармы, где крайние комнаты отводились для командировочных, Кухаренко снова задержал её пальцы в своих ладонях. Она отмеряла точно рассчитанную паузу, потом гневно вырвалась.
- Комсомолец Кухаренко, вы что себе позволяете? Вот я генералу пожалуюсь!
- Хоть товарищу Сталину! Ни один истребитель не знает, вернётся ли завтра с задания... Летаем на смерть! Поэтому на земле не теряем времени.
Он быстро чмокнул Миру в лоб и убежал, чтоб не получить нагоняй. Но недалеко. Под соснами Алексей натолкнулся на задумчиво курящего Сафонова.
- Сбавь обороты, заполярный Дон Жуан.
- Зачем? - легкомысленно отозвался тот. - Мотор прогрет, выруливаю на взлёт...
- Батя ясно дал понять: девочка из верхов, образцово-выдержанная. Кого, как ты думаешь, приставили следить за британцами?
- Особистов?
- Те двое, что с генералом, да, из Особого отдела фронта. А Мира... Боюсь, этого даже Кузнецов не знает. Так что держи язык на привязи, а штаны застёгнутыми. Понял?
- Да чё уж там...
Сафонов выбросил окурок.
- Лёха, лучше скажи, мне что делать? Я - командир истребительного полка. В нём ни одного лётчика и самолёта, а результат завтра потребуют.
- Да ничего не делать. Воевать. За баб и детей, за тех, кто остался под немцем. А как прилетят англичане - будет видно. У тебя никто...
- Никто. Родители Жени уехали из Витебска до немцев, мои под Тулой. Но столько народу... Леша, я ведь многих знал, кто не успел сбежать. Там теперь фрицы!
Кухаренко посерьёзнел. Радость от знакомства с Мирой спряталась на второй план. Он болтал с ней о краткости жизни лётчика, но это не шутки - это правда. Пока идёт война, по-настоящему радоваться невозможно.
Глава третья. Саджент Смит