Вагнер – в пламени войны

Да, кто-то из несведущих читателей может задаться вопросом, ведь карандаши или коробочки часто употребляются в разговорах по рации, и все вроде бы и понятно… Нет, не все так просто. Пока они данные перешлют дешифровщикам, в разведку свою, чтобы те расшифровали полученные данные, уйдет время. Они, украинцы, тоже должны знать наверняка, чтобы не ошибиться. Ошибка любая может унести жизни своего подразделения или из-за ошибки можно потерять выгодную позицию. Потому им необходимо время на то, чтобы проверить данные. А время – это выигранные сражения, это жизни людей и многое другое, время для нас важно. Кроме того, во всей этой бойне часто все так же, как в банальной гражданской конторе, многое держится на отчетности. И хорошо, что у нас меньше отчетности, чем у противника. Вот пример, ударили они один раз по школе, где мы сидим сейчас, когда открыто старший назвал слово «школа» по рации, и на этом прекратили удары. То есть влепили одну мину по нам и отчитались вверх своему командованию о «проделанной работе». Я потом часто встречался с таким отношением у хохлов к войне, что не раз спасало мне жизнь. А если бы не одну для отчета, а на совесть лепить по нам мины начали?

Рассвело. Раннее утро. Наша группа выдвинулась на точку, что находилась за 150 метров до края Курдюмовки. Это частный сектор, улица, состоящая из частных домов. В одном из таких домов мы и остановились, а вернее, в подвале этого дома. Объясню. Дело в том, что рядом с каждым домом в том краю находится добротный подвал, и это как правило у них. Бетонные ступени, добротный проход вниз, и такое же добротное помещение подвальное. Эти помещения почти все одинаковые и похожи друг на друга своей кладкой и бетонными перекладинами-плитами, которые являют собой потолок. Стены выложены или камнем, или кирпичом. Обычно камнем. Пол или глинобитный, или же залит цементом. Наш подвал оказался уже обжитым, тут ранее стояла другая группа до нас. Аккумулятор от автомобиля стоял у входа слева, к нему вел провод, заканчивающийся лампочкой, висевшей у стены справа. Под лампой стол длинный в полтора метра. На столе остатки пайков и кастрюли. У левой стены помещения находился широкий настил. А напротив входа установлена была аж кровать, на которой лежал матрац. Эту кровать командир занял, а мы расположились на настиле. Здесь нас уместилось человек семь, а остальные же расположились в соседнем доме. Старшим назначили там очкастого, человека серьезного, в меру упитанного и делового, носящего очки, которые придавали ему интеллигентный вид. Наши соседи обустроились не в подвале, так как подвал там был, как они сказали, мало приспособлен для жизни, а в самом доме. Если не привлекать внимания, то можно и в доме жить, соблюдая правила конспирации, правила войны. Во дворе дома установили пост, дежурить необходимо было каждому из нас по одному часу. В этом подвале мы провели порядка трех дней, не больше. За это время я успел сходить по делам группы даже в штаб взвода, располагавшийся также в частном доме.

Пепел, наш замкомвзвода, находился в глубоком подвале. Помещение штаба было не маленьким и разделено на две комнаты кирпичной кладкой. В одной люди отдыхали, в другой комнате, как только спускаешься в помещение, напротив входа у дальней стены стояли стол и кресла. В одном из кресел и сидел Пепел, который нам уделил внимание, выслушав нас и дав ценные указания, а затем снова начал работу с рацией. Рация, смартфон, на котором карты – он работает, и на нем висит очень большая ответственность. Отсюда, из этого подвала, даются команды штурмовым группам, или точкам, которые стоят в обороне, отсюда идут все команды.

Так вот за эти три дня на нашей точке жизнь текла равномерно. Здесь обстрелов не было, громыхало где-то дальше, ближе к краю этого населенного пункта. В один из вечеров мне запомнился разговор, который начался невзначай, чтобы скоротать время. Кто-то задал командиру нашей группы вопрос:

– А в Чечне как было? Похоже на эту войну?

– Нет. В Чечне было честнее все же, чем здесь, – отвечает командир и продолжает: – Там, помню, вот как-то мы встретились с одним чеченцем, из банды. Знатный чеченец у них в тех краях был. Договорились сражаться друг с другом в рукопашную. Положили автоматы. Он кинжал достал, а я саперную лопатку. Я пригнулся и дал ему по ногам, он наклонился, заорал от боли, а я ему по шее лопаткой. Только и видел, как голова его с черной бородой покатилась по склону. Как сейчас помню. Я сам даже толком ничего не понял – ударил и гляжу, голова катится у него. На адреналине сил прибавляется. А здесь, на этой войне бьют по тебе из миномета и отомстить не можешь, порой не знаешь откуда и бьют. Здесь по-другому все.

– Еще поедешь сюда? – спрашивают его.