Вагнер – в пламени войны

– Нет, не поеду, три раза в Чечне был. Это можно сказать уже четвертая командировка у меня. Вот через лагерь сюда попал. Хватит уже кота за усы тянуть, и так везло всегда, а везение может и закончиться. Да, я раньше воевал. Контрактником был. Потом фирма у меня своя строительная была. Хорошая фирма и доход хороший приносила. Увлечен своим делом был, пока ситуация не изменилась на рынке. Пришлось закрыть свое дело. Работал в ЧОПе в Москве. Я ведь всю Европу изъездил – бывал во Франции, в Германии, Испании и Италии.

– А жена?

– Была жена. Один раз прихожу домой, а она с мужиком в пастели. Не ожидали, видимо, что приду. Думали, что я на дежурстве. Я тогда в ЧОПе работал. Я гляжу на них, и у меня кровь в голову хлынула как будто, а с собой два пистолета. Еле сдержался, хотелось обоих пристрелить. Развелся. Все хорошо было, пока вот беда не случилась.

И какая беда у командира тогда случилась, ни у кого не хватило совести спросить, и видно, что человек переживает из-за этой беды, из-за которой он, понятное дело, и попал в тюрьму и затем в лагерь. Да, там не принято у нас спрашивать людей о том, за что сидел тот или иной твой товарищ по оружию. Все дело прошлое, а здесь война и у всех одна задача. Но я подумал тогда про командира, что, наверное, что-то по работе в ЧОПе произошло, ведь за грубые ошибки в таких организациях кто-то должен отвечать, и крайнего следователь всегда найдет. Не похож наш командир был на киношного урку или там какого-нибудь бандита, нормальный человек. И, в принципе, никаких маньяков я там не встречал среди тех, кто был из Проекта «К», – бытовики в основном, да и те, кто по работе своей, так скажем, преступную халатность проявил. Да, были бандиты, но эти бандиты думали о войне, а не о законах криминала – там все мы были в одном корыте, которое называется «война», или «кровавая мясорубка». И да, я мало видел там, среди кашников так называемых «профессиональных» преступников – один напился и в тюрьму по глупости попал, устроив драку, другой с бытовым преступлением на почве ревности, и таких много, а другой в ходе служебных обязанностей допустил ошибку и ему преступную халатность вменил следователь, и все примерно так… Да, были и авторитеты бандитские, но эти авторитеты гордились на войне не тем, что они авторитетами были в лагере, а тем, что воюют и проливают кровь вместе со всеми, служат стране. А иногда смотришь на молодого человека, так он скромный и выражается очень культурно, грамотно, и поневоле думаешь про него: «Тебя-то за что посадили?»

Жизнь на этой точке текла равномерно и выражалась в формуле, которую можно выразить, как «подвал-пост, пост-подвал». Шарахаться по Курдюмовке нам нельзя было, так как птицы противника в небе кружили, и лишних раненых и двухсотых никому не надо. Наши соседи также несли свою работу размеренно, и иногда я видел их очкастого командира, который прохаживался время от времени около дома, в котором проживала его группа.

– Мы там все обустроили в доме, – рассказывает сосед наш.

– И как? Спать есть на чем? – спрашиваем.

– Есть где спать, – отвечает. – Там и кровати две, и диван, а двое в спальниках на полу расположились. Стол поставили в комнате большой. У вас, конечно, безопаснее в подвале, а у нас все же просторнее.

Время от времени рядом где-то раздавались звуки разрывов украинских мин. Минометчики-украинцы не отдыхали, работали. В один из вечеров, ближе к ночи, я уже улегся на свой спальник. Слышим шум, кто-то спускается по лестнице вниз к нам, в подвал. Разговоры. Юст и с ним еще двое бойцов.

– Собираемся, у нас штурм, парни, – говорит приглушенным, негромким голосом Юст.

Мы сразу все как по команде засобирались. Я начал натягивать на себя бронежилет, потом разгрузку, вот и каска… Складываю спальник. Другие тоже молча готовятся.

– Куда сейчас? – спрашивает наш командир группы у Юста.

– Пока не знаем точно, – отвечает ему Юст. Он спокоен, как всегда. Он выходит из подвальной комнаты к лестнице и о чем-то там разговаривает. – Пока сидим здесь, парни! – говорит всем Юст, чуть выглянув к нам в комнату из прохода, что ведет к лестнице.

Мы, уже собранные и по полной боевой ждем. Кто из нас сидит, а кто и прилег, ждем. Я же лежу на топчане, прислонившись спиной к стене, и рассматриваю своих товарищей по оружию. Внутреннее состояние мое? Оно никакое, пространное, и только организм понимает, что сейчас какие-то переходы будут и, возможно, «играть в смерть» с противником придется, потому чувствую внутри состояние игрока, смешанное с легкой тревогой. Вот и Юст заходит в помещение. Садится на топчан, лицом к столу. Я вижу его спину и сидящего рядом вполоборота нашего командира. У лестницы боец, который пришел с Юстом, работает с рацией. Этот боец оказался не совсем простым бойцом, а каким-то там штабистом. Он заглядывает к нам и объявляет, что «комбат сказал, другая группа идет на штурм, а мы пока в резерве…» Юст на это ему замечает:

– Настаивай на том, чтобы нас в резерве оставили или по участкам разбросали.

– Я на этом и настаиваю, – раздается голос штабного.