Вагнер – в пламени войны

– Не успеем, – констатирует Сухов, стоя надо мной. – Дождь пойдет… Сейчас я схожу и посмотрю, что там, и вернусь, чтобы заменить тебя.

– Хорошо, – киваю я головой Сухову, а сам думаю о ночи под дождем. – Надо бы успеть, ведь ливень если грянет, то промокнем все и обсушиться никак.

Вещи наши еще не распакованы. Рюкзаки и спальники нам доставили на точку бойцы, с этим вот всем хоть проблемы нет, уже хорошо. Минут через пятнадцать Сухов является с большими черными пакетами, в которые пакуют двухсотых. Такие пакеты здесь нужны нам, ведь именно ими мы и собираемся накрывать наш окоп от дождя. Копаем по очереди снова и снова. Сосед наш, окоп которого находится чуть дальше нашего, в глубь точки, копать закончил. Подхожу к нему, он сидит около окопа и отдыхает. Молодой парень. Мне все молодыми кажутся, юными, кому тридцати пяти лет еще нет. Ну, ему по виду лет тридцать, значит, юнец еще… Я его спрашиваю:

– Закончил?

– Зако-ончил, – отвечает он, и его добродушное лицо мне почему-то очень нравится своей непринужденностью и расположением к разговору.

– Не маленький окоп? – спрашиваю.

– Нет. Как раз, а ноги можно согнуть, когда спать буду, и осколки не попадут.

Да, окоп у него был в ширину метр, а в длину где-то… порядка метра с небольшим. Наверное, и полтора метра не было в этом окопе в длину, но вырыл он его по самое бедро. И сбоку ступенька в окоп. Именно сбоку. Все по правилам выкопал, и бруствер не столько высокий, сколько широкий. У нас-то окоп по бокам между деревьями и попадается много корней, а потому копать труднее. А окоп соседа не окружен деревьями, но и с воздуха его не видно, так как высокие кроны сосен раскинулись широко в небе и хорошо соседа укрывают от вражеских птичек. Я-то сам, понятное дело, простой сотрудник «Вагнера», и мне положено на передке быть, и окоп я рыть начал сразу на передке точки этой, а вот Сухову бы подальше уйти, ведь командир все же… Но ему, похоже, все равно, он уже привык на старой точке сидеть в передовом окопе, и как будто так и надо… Тоже бешеный, этот Сухов, бессмертным считает, видимо, себя.

Не успели мы до дождя все же выкопать окоп так, чтобы его накрыть. Полил сильный ливень, и черная мягкая земля превращаться начала в нечто вроде теста. Мокрая такая стала, сочная, и ступи на нее, и сразу нога твоя в это тесто уйдет. Наши спальники и рюкзаки рядом с окопом лежат, и мы с Суховым к ним. Присели радом с вещами. Сухов еще по делам ходил, а потом гляжу – сидит Сухов на бревне, чуть дальше нашего окопа метрах в пяти, лицом к точке и спиной к позиции вэсэушников. Я ему:

– Ты чего сидишь так? Там же хохлы недалеко?

– А мне похрен на хохлов!

– Сейчас одна очередь от балды с их стороны и убьют тебя, – говорю я ему и тут же понимаю, что человек устал, что человек теряет чувство самосохранения, что человек на грани этого и того мира находится. Да, это усталость, усталость от войны, от жизни на улице, от тревог и забот, и здесь дождь, это как последняя капля в психике человека. Капля, которая побуждает все на свете послать ко всем чертям…