Вагнер – в пламени войны

Ложка спал рядом, за Агамой. И иногда рассматривал его. Вот так сядет он на свой спальник и сидит, о чем-то думает. Все уже в возрасте вокруг него бойцы, а он молодой еще по годам своим. Двадцать два, насколько я помню, ему тогда было. И что-то в нем такое ощущал я, что есть и в моей дочери, Екатерине Львовне, которая была сейчас дома, училась в своем колледже на педагогическом отделении. То ли по характеру они одинаковые были в чем-то, или черты лица где-то у них были схожими, например, прямой нос, что у той, что у этого… Или, может быть, в Ложке, как и в Екатерине Львовне, я ощущал те же бойцовские качества, смешанные с любопытством к жизни, желанием все узнать и все узнанное обсудить. И подумал я тогда, что если вдруг так придется моей дочери побывать в подобной ситуации, и вот одна она будет, то кто ей советом хотя бы поможет… Потому к Ложке я испытывал особое чувство, сходное с чувством, которое проявляет отец к своим детям.

Как-то разговаривали мы с Ложкой.

– А кто у тебя дома сейчас остался? Мать и отец ждут тебя, верно? – говорю я Ложке.

– Никто меня не ждет дома, – отвечает мне он. – Мать у меня – женщина очень жестокая. Бывало, ем суп и пролью на стол каплю супа, так тут же получу рукой по голове, причем сильно, еще и оскорбит. Все время мы так с матерью жили. Ругались. В детстве особенно била она меня. А когда меня посадили, дали мне пятнадцать лет срока, то по телефону она на меня кричала и говорила мне, что я больше ей не сын, так как целых пятнадцать лет меня не будет, и потому ухаживать за ней некому теперь. Я сижу там, а она меня оскорбляет, кричит на меня в трубку. Два года прошло, и с тех пор и не разговаривали мы с ней.

– А кем хочешь быть? Учиться когда-нибудь хотел? Может быть, после войны тебе на работу поступить и потом еще и на заочное отделение куда-нибудь, в колледж или в институт? – интересуюсь я у него.

– Я хочу в колледж поступить, – говорит мне Ложка. – Думал об этом я, мне техника нравится, хотел бы пойти на машиностроение.

– Знаешь что, Ложка, ты, когда вернешься назад, то деньги не трать зря, а положи их в банк надежный. Сними себе квартиру. Денег у тебя будет около трех миллионов, наверное. Найдешь как работу, поступай обязательно в колледж. Тебе учиться надо. А как найдешь работу и квартиру снимешь, то к матери зайди все же. Жить с ней не живи. Разные вы, и человек она, похоже, трудный. Но контакты установи с ней, после войны у тебя с ней все наладится. Но держись от нее пока на расстоянии. Помогай ей, если что попросит, но не переусердствуй с помощью тоже. Потом поймешь, о чем говорю. Если найдешь хорошую девушку, женись, только на серьезной девушке женись. Лучше на учительнице, которая в школе работает. Дело в том, что эта профессия подразумевает особое поведение в обществе и сам коллектив учительский держит в рамках женщину-учителя. Но это сам смотри. А если что не получится в жизни, то не огорчайся, духом не падай и возвращайся снова в «Вагнер». Только деньги не трать зря, они в жизни имеют особое значение. Они как твоя твердыня, как твой фундамент, на котором ты будешь строить свою жизнь. Переведи рубли в золото или в евро. Так надежнее. А возможно, если вернуться сюда снова захочешь, и военным, может быть, станешь. Лет тебе совсем ничего, и потому успеешь все в жизни, – говорю я Ложке и пытаюсь ему донести этими словами, что жизнь у него только начинается и теперь обещает быть очень интересной, даже очень перспективной.

Бывало, я уже засыпать начинаю, как слышу, кто-то тихонько ко мне подходит к настилу, я же с краю сплю. Этот кто-то садится рядом со мной на корточки и трогает пальцами осторожно мой спальник, чтобы я открыл глаза… Да, это Ложка. Он иногда так подойдет ко мне и скажет заговорщически: «Старый, а старый, у тебя нет ли чего вкусного, конфет там…» Я киваю головой ему: «Есть все». Встаю, роюсь в пакете своем и подаю ему печенья или конфет. Да, кстати, Ложка потом и в ночные тренировки уходил, бывало, только под утро возвращался, и по нему видно было, что нравится все это ему. Нашел он себя в этом. Все-таки быть диверсантом или разведчиком это не для каждого, это, своего рода, элита любых родов войск и военных компаний. И, разумеется, что внутренне себя здесь человек соотносит к особому положению, или, так скажем, к особой военной касте. Это хорошо.

В один из дней к нам в бункер пришла целая группа раненых. Они расположились на пустующих местах. Гляжу, а по ту сторону через проход у стены раскладывает не спеша свой спальник какой-то мужчина. Поворачивается в мою сторону. Оказалось, что это тот самый Самбо, с которым мы вместе начинали боевой путь. Он обрадовался, когда меня заметил. Рассказал мне о себе.

– Когда ты ушел с группой, я потом долго там не пробыл при штабе. Меня в зеленку перебросили. Стояли там. Окопы. Я пулеметчиком был. Укры тут же рядом около нас стояли. Даже слышно было, как кричат или громко разговаривают иногда. Или там стучат молотком, топорами, строили что-то, блиндажи, наверное. Стреляли друг в друга мы потом постоянно.