Вагрия. Варяги Руси Яра: очерк деполитизированной историографии

«БУЙВОЛ. Büffel (нем.), buffle (англ.), buffle (фр.), buffalo (итал.), búfano (исп.), bubalis (латин.). Если б знали немцы словенский язык, то увидели бы, что их Büffel, равно как и все других языков названия, не что иное, как испорченные повторения словенского слова буйвол. Оно составлено из двух слов, «буй» и «вол», из которых одно прилагательное, а другое существительное имя, и каждое имеет свое значение: “буй” (откуда ветви “буйство”, “буйный”, “буян”) значит дикого, необузданного, зверонравного, а “вол” есть большой бык. Каким же образом славенское “буйвол”, заключающее в себе полный смысл как о звере, названном сим именем, так и свойстве его, могло происходить от слов других языков Büffel, buffalo, bubalis, не выражающих полного смысла, но заключающих только ветвенное значение? Не славенское слово от них, но они от него пошли; приставленный в них к слогу bu или buf (бык, вол) слог fel, falo, изменившись из имени “вол” (vol), потерял свое значение и сделался простым окончанием» [166, с. 210].

Здесь мы видим, что Шишков определяет направление заимствования: от русского слова к иностранным, но никак не наоборот. Иными словами, к наличию параллелизма между данными словами (и в этом заслуга компаративистики) он добавляет новую характеристику: направление развития слова (а этого в компаративистике не было; точнее, было, но в предельно абстрактной форме: как среднее арифметическое от всех форм слова). Тем самым вместо некой абстрактно вычисляемой точки ветвления единого гипотетического праязыка на отдельные диалекты, ставшие ныне самостоятельными языками, Шишков указал на реальный источник, от которого возникли современные слова. Этим языком оказался русский.

Говоря языком математики, Шишков из скалярного учения о параллелизме всех индоевропейских языков с очень далекой (практически бесконечной) точкой схода создал векторное (направление вектора от русского к иностранным) учение о возникновении слов европейских языков из слов русского языка. Это – не просто более совершенный и более согласующийся с математикой подход; он к тому же и более соответствует истине.

Обсуждение проблемы. То, что сделал Шишков, – грандиозно. Я сознательно привел только один пример, на самом деле таких примеров огромное количество. Если называть вещи своими именами, то он создал новое направление в лингвистике. Я не шучу. Он научил своих последователей тому, как отличать исходное слово от заимствованного. До сих пор такими маркерами являлись случайные величины: например, имя изобретателя.

Отсюда мы знаем, что, например, дизель изобрел Рудольф Дизель, а вот как звали изобретателя бульдозера по имени, не знаем, но знаем, что он был Бульдозер. Вошли в историю покроя одежды также французские генералы Френч и Галифе. Однако таких заимствований набираются единицы. В России не растут апельсины, поэтому мы заимствовали их название, причем дважды: из Германии – название самого фрукта (хотя там он был назван Äpfel Chinen – китайские яблоки), а из Франции – название его цвета (оранжевый). Из Германии были заимствованы названия многих воинских званий (например, слово «ефрейтор» – искаженное немецкое слово «Gefreiter», то есть «освобожденный» от ряда видов воинской деятельности солдат). Словом, ряд слов непременно заимствуется одним языком из других, и это было известно задолго до Шишкова. Процент заимствованных слов в любом языке, как правило, невелик и охватывает только определенные группы значений. При этом заимствования происходили недавно, не более 300 лет назад. А Шишков нам показал, каким образом можно различать слова, заимствованные очень давно, которые, как нам объясняют этимологические словари, являются наследием индоевропейского языка. Получается, что вместо наследия 5000-летней давности речь идет о заимствованиях достаточно поздней античности.