Вагрия. Варяги Руси Яра: очерк деполитизированной историографии

Лингвокинематика и лингводинамика. Означает ли сказанное, что новый подход полностью вытесняет старый? Можно ли утверждать, что компаративистика должна уступить место новой исторической дисциплине? Никоим образом.

Любое крупное направление в науке никогда не бывает ложным. Другое дело, каковы границы его применимости. Если провести сравнение с физикой, то там существуют два учения о движении тел: кинематика и динамика. Кинематика рассматривает движение тел самих по себе, когда на них ничто не действует. В таком случае кинематика устанавливает, что тело движется равномерно и прямолинейно. Когда возникает динамика, она вовсе не отменяет этого достижения кинематики; из трех законов Ньютона именно этот, сформулированный еще Галилео Галилеем, оказывается первым. Но если одно тело воздействует на другое, простые законы кинематики нарушаются. Так, в поле тяготения Земли движение из равномерного становится равноускоренным. И Исаак Ньютон ввел новый закон: сила равна массе, умноженной на ускорение. А третий закон, установленный еще Рене Декартом, гласит, что действие (основной силы) равно противодействию, то есть действию наведенной силы. Иными словами, Земля ускоряет действие камня, а камень ускоряет действие Земли. Однако, поскольку масса Земли несоизмеримо больше массы камня, траектория движения камня в поле Земли меняется совершенно очевидно, тогда как воздействие камня на Землю хотя и существует, но настолько мало, что им вполне можно пренебречь.

Но то же самое происходит и с языками. Пока они развиваются в рамках своего этноса, они как бы движутся «прямолинейно и равномерно», отражая свои фонетические, словообразовательные и грамматические законы. И заимствуют они чужие слова тоже вполне свободно, по своей потребности; хотят – заимствуют, не хотят – нет (например, чешский язык не захотел заимствовать греческое слово «театр» и образовал свое. Так, в театре все смотрят на актеров, по-чешски – «дивятся». И театр стал называться «дивадло»).

Совершенно иная ситуация возникает, когда политическая верхушка какого-либо этноса говорит на ином языке. В таком случае этот язык начинает оказывать давление на язык остальных граждан, и подобное давление приводит к его сильному изменению. Вот что пишет, например, Алексей Орлов: «С XIV по XVIII столетие русский народ был разделен между двумя государствами: восточным Московским царством и западным, где правили поляки и литовцы. Именно для обозначения территорий, находящихся под властью поляков и Литвы, и применялись названия “Малая Русь” и “Белая Русь”… Польско-литовская оккупация Малой и Белой Руси, населенной русскими, отразилась на русском языке, культуре и обычаях. Русский язык был в определенной степени полонизирован: в него попало достаточно много польских слов и он все больше начинает превращаться в “мову”, начинает вытесняться русское образование. Высшие классы Малороссии начинают все чаще родниться с поляками, говорить по-польски, часть из них переходит в католическую веру, отдают своих детей в польские учебные заведения, “превращаются” в поляков, все больше переориентируются на Запад.

Однако во второй половине XVI столетия “ополячивание” славяно-русского языка еще не зашло слишком далеко – “руська мова” и русский язык отличались очень мало» [98, с. 14]. Таким образом, три века господства одного славянского языка над другим – и возникает новый диалект, хотя не польский, но уже и не русский, а малорусский. А дальше – воля самого населения; либо вернуться в лоно исходного, русского языка, либо увеличивать диалект до размеров самостоятельного языка. Часть населения нынешней Украины выбрала один путь (русскоговорящая Восточная Украина), часть – второй (говорящая на «мове» Западная Украина).