Валенсия и Валентайн

– Что ж, это не проблема. – Она улыбнулась в свою кофейную чашку.

– Как дела, идут?

– Да, идут. – Так всегда говорил ее отец, и ей слышалось в этом что-то истеричное. Позже, повзрослев, она пришла к пониманию, что так говорят все, и ничего смешного в этой фразе нет. Она вообще ничего не значила.

– Вы давно этим занимаетесь, Ви? Взысканием долгов?

– Шестнадцать… нет, подождите, уже семнадцать лет.

– Ого. Давненько. Вам, должно быть, нравится? Получать угрозы и все такое?

– Нет. Нет, конечно. – Она фыркнула. – Нет.

– Тогда вы, наверно, ищете новую работу?

– Нет. – Вопрос оказался нелегким. – Я… я просто не знаю, чем бы еще занималась.

– А что бы вы хотели уметь делать?

– По-разному. – Она посмотрела на настенные часы, висевшие в конце ряда кабинок. Точно такие же висели над столом миссис Джерард в четвертом классе – белые, массивные, с большими черными цифрами. – Раньше я хотела быть учительницей, учительницей начальной школы.

Это было совсем не так, но Валенсия уже сказала ложь к тому времени, когда ее мозг признал, что это ложь. Чувство вины охватило ее, и она снова начала дергать волоски на руке. Она так часто прибегала к невинной, безобидной, так называемой белой лжи в ситуациях, которые этого не требовали.

В голосе Джеймса Мейса слышался искренний интерес, из-за чего все выглядело еще хуже. Вот! Вот почему ты избегаешь людей.

– Так почему вы ею не стали? Почему бы сейчас не попробовать?

Валенсия почувствовала, как на нее накатывает печаль. Почему ты не?.. Сколько раз она задавала себе этот вопрос, когда была моложе. Почему бы не вернуться в школу? Почему бы не дать что-то следующему поколению? Почему бы не наслаждаться жизнью и не увлечься чем-нибудь? Чем угодно.

Ответ, конечно, заключался в том, что она этого не заслуживала. И не знала, как это сделать. Ей вдруг захотелось рассказать ему о Шарлин, Призраке Шарлин и птице на шляпе. О той ночи в старшей школе, которая все изменила, и о второй ночи несколько лет спустя, которая снова все изменила – навсегда. Может быть, ей стало бы легче. Но более вероятно, что нет, не стало бы.

– Думаю… По-моему, возвращаться в школу уже немного поздно? – Объяснение вполне здравое, причина основательная.

– Поздно? Вы не кажетесь такой уж старой.

– Мне почти тридцать пять. – Она вздрогнула, услышав, как говорит это, и пожалела, что не соврала насчет возраста. Момент для белой лжи был самый подходящий.

Он усмехнулся.

– У вас впереди все время мира.

– Да. Наверно. А вы чем занимаетесь?

Джеймс Мейс откашлялся.

– Компьютерами.

– Продаете? Чините?

– Нет, просто работаю с ними.

– Вам нравится эта работа?

– Нет. Но я не собираюсь заниматься этим вечно. Мне всего тридцать три. Я только что закончил учебу, и мне нужно собрать немного денег, а потом я собираюсь открыть свой собственный бизнес, о котором расскажу вам в другой раз.

Валенсия обрадовалась, услышав эти слова обещания – в другой раз, но и встревожилась, подумав, что он заканчивает разговор. Этого она еще не хотела.

– Я отправляюсь в путешествие, – выпалила она, хотя и понимала, что это не имеет смысла в контексте их разговора. – Это так, к теме возраста. Собираюсь в… – Здесь возникала еще одна трудность; она не могла сказать Джеймсу, что летит на самолете ради полета, чтобы преодолеть страх перед числом, ведь так? – Путешествие на день рождения. – Гениально. Совершенно нормальный поступок, вполне разумная причина.

– В самом деле? – оживился Джеймс; ее чудовищно неуклюжая попытка переключиться сработала.

– Да. Да. – Может быть, поболтать о путешествии и впрямь будет забавно, если при этом не думать о нем всерьез. Может быть, такой разговор даже придал бы ей смелости совершить путешествие в реальности.

– Куда едем?

– Я еще не решила. Составляю список возможных мест.

– Но это же потрясающе, – сказал он. Она почувствовала – или просто представила, – как он наклонился к телефону. – Вы молодец. – Его ободряющие слова пролетели по телефонным линиям солнечными лучами. Она даже зажмурилась от удовольствия.

– Да уж. Есть предложения?

– Я подумаю. Может быть, тоже составлю список.

– Я никогда еще не летала на самолете. Я боюсь… – В этот момент она как будто слушала чужой разговор, слова просто текли, но произносил кто-то невидимый. – Боюсь летать. – Сгорая со стыда, она устремила взгляд вверх. Ну почему этот треклятый потолок не вспыхнет синим пламенем, когда это нужно?

– Моя мама тоже боится летать, – сказал Джеймс безразличным тоном, как будто это было не так уж важно, просто что-то такое, что бывает у людей, например веснушки или отвращение к какой-то еде. – Моего дядю хоронили в Торонто, и она добиралась туда двадцать семь часов, потому что отказалась садиться в самолет.