Валенсия и Валентайн

Валенсия снова погрузилась в рутину. Она нарисовала последнюю карикатуру, теперь уже на Питера. Эта получилась лучше всего. Она хотела повесить рисунок на стену рядом с птицей, но не хотела объясняться с Грейс, поэтому сложила листок и убрала в сумочку, где лежали те, что дал ей Питер. Она выпила много кофе. Написала много заметок и составила много списков. Она все так же перепроверяла плиту и всерьез озаботилась чистотой своей телефонной гарнитуры. В эти дни она реже чувствовала себя так, словно сидит на краю обрыва, а скорее погружала пальцы ног в океан. Там было много разных эмоций и ощущений, но она не могла видеть их все сразу, поэтому они не накрывали ее с головой. Может быть, это было похоже на то, как функционируют нормальные люди? Это было приятно. Какие мы все счастливые.

Утром, однако, случалось всякое.

Она все еще боялась работы, может быть, больше, чем когда-либо. И никакие лекарства не могли заставить ее полюбить работу телефонного коллектора.

Был конец сентября. Ранний утренний воздух, ворвавшийся в окно гостиной, принес холодок, и Валенсия поежилась. Она долго смотрела на свои хлопья и считала зефир. Потом откинулась на спинку стула и оглядела кухню. Фортепианная музыка звучала громче, чем когда-либо; она проникала сквозь стены, струилась по воздуху и шелестела страницами лежащей перед Валенсией газеты.

А потом, внезапно, в середине самого безумного момента пьесы, она оборвалась. Именно так. Не было даже эха. Не осталось ни следа. Она просто исчезла. Как будто Валенсии это только почудилось.

А если почудилось?

Луиза сказала больше не задавать себе этот вопрос. «В этом нет необходимости, – авторитетно заявила она. – Вам нужно научиться задавать себе только необходимые вопросы».

Впервые за много лет в квартире Валенсии воцарилась тишина, которая длилась дольше, чем время между окончанием песни и ее очередным началом. Она повернула голову к стене и положила на нее руку – ничего. Неподвижность. Раньше стена постоянно дрожала, будто была живым существом с сердцем и внутренними органами. Теперь Валенсия осталась одна, совершенно одна. Это было немного жутко.

В этот момент она пожалела, что не знает имени того, кто живет по соседству. Она бы позвонила, спросила, все ли с ними в порядке. Она не знала толком, почему думала, что с соседом – или соседкой – не все в порядке. Может быть, она (или он?) просто устала от этой песни. Может быть, домовладелец разозлился и распорядился прекратить музыку.

Но Валенсия установила связь с человеком в этой квартире. Каким-то образом она просто знала, что музыка что-то значит.

Она сидела в тишине и постепенно начала замечать другие звуки, которых никогда раньше не слышала. Холодильник загудел. Лампочка издала тонкую, пронзительную ноту. Часы тикали, как метроном. Эта песня ей не нравилась; в ней не было ни ритма, ни сюжета.

Валенсия взяла газету и обратилась к спискам вакансий. Потом закрыла глаза и обвела одно из объявлений красной ручкой. Продавец зоомагазина. Чистит клетки и занимается продажами. Нет. Она перечеркнула кружок и двинулась дальше. Работник заправки. Нет, вычеркнуть. Мастер маникюра. Нет! Вычеркнуть! Гардеробщица. Нет! Нет! Нет! Она в отчаянии уронила ручку и газету. Она будет сборщиком долгов до конца своей жизни, как и знала всегда. Она умрет телефонным коллектором. Глядя на птицу. Взыскивая долги.

Глава 31

Миссис Валентайн чувствует себя усталой. Когда человек стар и не в форме, разговор иногда может ощущаться так же, как раньше бег, – тем более когда человек говорит быстро и страстно, сопровождая каждое предложение жестом. Разговор с Анной – самое аэробное упражнение с тех пор, как она несколько лет назад отказалась от утренней прогулки. Почти после каждого предложения ей приходилось останавливаться и прочищать горло.

Но Анна, похоже, этого не замечает (или же просто проявляет вежливость).

Она присаживается на краешек стула, тихая и похожая на сильфиду, и занимает так мало места, производит так мало шума, что кажется, будто ее и нет вовсе. Но она здесь, и для миссис Валентайн этого достаточно. Она вымоталась, и миссис Валентайн любит ее за это.

Миссис Валентайн кривит рот и разглядывает распухшие костяшки пальцев, свадебное и обручальное кольцо и обручальное кольцо без бриллианта. Она не может их снять, и ей не хочется ехать к ювелиру, чтобы заменить камень. Миссис Валентайн считает, что должна это сделать, но пока не планирует. Сначала она потеряла мужа, а потом однажды, вскоре после этого, посмотрела на руку и заметила, что бриллиант, который он ей подарил, исчез. Совпадение казалось очень важным; странно было думать о том, чтобы вернуть одно без другого.

– Спасибо, что выслушала мою историю, Анна. Чувствую, что теперь могу сказать тебе так: я все это выдумала.

Брови – единственное у Анны, что еще движется. Она вовсе не выглядит удивленной, как это бывает обычно с другими.

– Как это все? Все вообще или только конец? – спрашивает она.