Грейс и ее будущий муж переезжали в Альберту, поближе к своей семье. Валенсия проводила подругу до входа в здание и у стойки администратора поняла, что забыла сумочку.
– Я вернусь с тобой, – предложила Грейс, но Валенсия покачала головой:
– Ты иди. Это даже хорошо. Не хочу смотреть, как ты уезжаешь.
– Как трогательно с твоей стороны. – Грейс могла подумать, что это глупо, но Валенсии было все равно. Джеймс Мейс, Питер, а теперь и Грейс. Они все ушли. Ее маленький мир так сильно расширился, а теперь снова сжался, да так быстро, что вытолкнул воздух у нее из легких. Еще недавно у нее была компания, даже если она застряла. Теперь она осталась одна, а быть одной после того, как была не одна, намного хуже, чем быть одной до того, как обзавелась компанией.
Они обнялись, и Грейс напомнила Валенсии о приглашении на свадьбу, и Валенсия отпустила глупую шутку о том, что Альберта слишком далеко, а затем Грейс пошутила – на самом деле это было предложение – насчет того, что Валенсия тоже могла бы переехать в Альберту. Валенсия пожала плечами:
– Знаешь что? Я могла бы. Здесь меня ничто не держит.
Грейс улыбнулась.
– Ничто? Даже тот симпатичный парень, который раньше сидел напротив тебя?
– Кто, Питер?
– О, так это Питер! Я не знала, кого ты имела в виду, когда упомянула его. Да, так как насчет него? По-моему, он частенько на тебя посматривал. И он был таким милым в тот день, когда тебе пришлось пойти домой из-за болезни. Так беспокоился за тебя, хотя понятия не имел, что происходит. Тебе бы стоило дать ему шанс.
– Я не могла, – сказала Валенсия. Забавно, что об этом заговорили только сейчас, учитывая интерес Грейс к сводничеству.
– Что, из-за Джеймса?
– Нет, из-за меня. Я просто не думаю, что подхожу для отношений.
– Глупости; у всех есть материал для отношений, – сказала Грейс. – Материал, из которого строятся отношения, – люди, а вы – люди. Ты что, считаешь, я сделана из другого материала, чем ты? Неужели ты думаешь, что люди, которые слишком беспокоятся, не заслуживают того, чтобы влюбляться в других людей? – Она притянула Валенсию в объятия, хотя уже должна была знать, что Валенсия не хочет объятий. С другой стороны, Валенсия спрашивала себя, не хочет ли она, чтобы ее обняли. И не ошибалась ли она насчет того, что не способна быть материалом для отношений. Также ее интересовало еще кое-что. Она вспомнила тот день, когда умерла бабушка, и как Питер оказался рядом сразу после того, как она закончила разговаривать по телефону с Джеймсом. Причем, как и сказала Грейс, он выглядел обеспокоенным, хотя никак не мог знать, что у нее есть причины, чтобы расстроиться.
– Хорошо, но теперь, серьезно, мне нужно идти, – сказала Грейс. – Моя карьера сборщика долгов официально закончена. Увидимся на свадьбе.
– Может быть, раньше, – сказала Валенсия. – Никогда не знаешь заранее…
– О, ты бы проехала ради меня по шоссе?
Валенсия рассмеялась.
– Для вас, будущей миссис Дэвис, я буду… постараюсь.
Тут Грейс захихикала как сумасшедшая – так странно, по ее мнению, это прозвучало – и заставила Валенсию пообещать не называть ее больше так, и Валенсия держала свое обещание в течение сорока лет.
Грейс исчезла в дверях, а Валенсия вернулась за своей сумочкой и через несколько минут стояла совершенно неподвижно прямо перед зданием, переводя дыхание, а затем подняла глаза, и он стоял там и делал то же самое.
– Привет. – Таким нервным она никогда его не видела.
Валенсия открыла рот, подумав, что должна поздороваться, и, возможно, сказать, что она скучала по нему и сожалела, что не смогла попрощаться, и, возможно, даже то, что рада его видеть, но слова были слишком большими и липкими, чтобы выбраться наружу. Они цеплялись за горло, и оно чесалось, так что она просто кашлянула. Она знала, что у нее плохо получается говорить людям, что она ценит их или что они ей нравятся, даже платонически, или вообще говорить кому-то в лицо что-либо положительное. Она боялась показаться жалкой или прилипчивой. Она пробормотала приветствие и рассмеялась без всякой причины, а потом почувствовала, как рот поднимается вверх по щеке, и изо всех сил попыталась его удержать. Когда она нервничала, ее лицо вытворяло странные вещи. Акробатические. Ей приходилось очень строго контролировать мышцы, прикрепленные к губам, глазам и бровям.
Он тоже засмеялся, но осторожно, и посмотрел на нее так, будто она могла вспыхнуть, как будто она была искрой, а он держал канистру с бензином.
Они все еще стояли прямо перед раздвижными дверями, пара камней в непрерывном потоке беглецов с пятичасовой работы. Стоя и глядя на Питера, Валенсия чувствовала себя так, словно находилась у дверей аэропорта, за которыми ее ждал чудесный новый город и захватывающее приключение. Она чувствовала, что вот-вот должно произойти что-то важное и она ничего не может сделать, чтобы остановить это.