Валентайн Понтифик. Том 1

Теперь они гуляли несколько раз в день. Он все еще не мог наступать на сломанную ногу, но с каждым разом двигался все легче. Наконец, объявил, что опухоль спала и кость явно срослась как следует. Начал заводить разговор о ферме, которую хотел основать, о видах на урожай, о расчистке джунглей.

Однажды днем в конце первой недели Тесме, возвращаясь из экспедиции по сбору калимборнов с луга, где она впервые наткнулась на чаурога, остановилась проверить ловушки. Большинство оказалось пустыми или с обычными мелкими зверушками, но в кустарнике за водоемом что-то неистово колотилось, и когда она подошла, то увидела, что поймала билантона — самое крупное животное, когда-либо попадавшее в ее западню. Билантоны водились по всему западному Зимроелю — изящные, быстрые, небольшие животные с острыми копытцами, хрупкими ножками и крошечными перевернутыми ручками хвостов. Но здесь, у Нарабала, они были просто гигантскими, вдвое больше утонченных северных сородичей. Здешние билантоны доставали до запястья человека и ценились за нежное и ароматное мясо. Первым побуждением Тесме было выпустить прелестное создание: слишком большим оно казалось, слишком красивым, чтобы его убивать. Она научилась резать мелких зверьков, придерживая их одной рукой.

Но тут было совсем другое. Большое животное, выглядевшее чуть ли не разумным, благородным, несомненно, ценившим свою жизнь со всеми надеждами и нуждами, поджидавшее, возможно, подругу.

Тесме сказала себе, что она дура. И дрелси, и минтансы, и сигимоны так же стремились существовать, как рвется сейчас жить этот билантон, а она убивала их, не колеблясь. Не стоит одухотворять животных, когда даже в свои цивилизованные дни она охотно и с удовольствием ела мясо, если их убивала другая рука. И уж тем более нет ей дела до осиротевшей подруги билантона.

Подойдя ближе, поняла, что билантон в панике сломал ногу, и на мгновение мелькнула мысль наложить шину, выходить, оставить у себя как любимца. Но это было бы еще более нелепо. Она просто не в состоянии усыновлять каждую увечную тварь из джунглей. Чтобы наложить шину, необходимо осмотреть ногу, а билантон вряд ли будет вести себя спокойно, и если даже удастся ей каким-то чудом справиться, он сбежит при первом же удобном случае. Глубоко вздохнув, подкралась сзади к бьющемуся животному, схватила за нежную морду и свернула длинную грациозную шею.

Разделка туши оказалась делом более тяжелым и кровавым, чем она ожидала. Ожесточенно кромсала и резала несколько часов до тех пор, пока Висмаан не окликнул ее из хижины, спрашивая, чем она занята.

— Готовлю обед, — отозвалась. — Сюрприз. Будет большое угощение. Жаркое билантона.

Она тихонечко хихикнула, подумав, что это прозвучало, как у доброй жены, когда та готовит филе, а муж лежит в постели, ожидая обеда.

В конце концов неприятная работа была сделана. Она поставила мясо коптиться на слабом дымном огне, а сама отправилась мыться, набирая токку и корни гамбы, затем открыла фляжки с вином, которые принесла из Нарабала. Обед поспел с приходом темноты, и Тесме чувствовала гордость за содеянное.

Она ожидала, что Висмаан набросится на еду без комментариев в своей обычной флегматичной манере, но нет: впервые заметила оживление на его лице, какие-то новые искорки в глазах, да и язык мелькал как-то по-другому. Тесме решила, что теперь лучше разбирается в его чувствах. Он с воодушевлением грыз мясо, похваливая вкус и мягкость, просил еще и еще. Каждый раз, подавая ему, накладывала и себе, пока не пресытилась.

— К мясу очень хороша токка, — заметила Тесме, вкладывая сине-белые ягоды в рот.

— Да, очень приятно, — спокойно подтвердил он.

Наконец, она больше не могла не только есть, но даже просто смотреть на еду. Положила остатки так, чтобы они были доступны для его протянутой руки, допила последний глоток вина и, вздрогнув, засмеялась, когда несколько капель пролились на подбородок и груди. Потом вытянулась на листьях. Голова кружилась. Она лежала лицом вниз, поглаживая земляной пол и слушая все еще продолжавшееся чавканье. Наконец, чаурог тоже насытился, все стихло. Тесме ждала, но сон не приходил. Голова кружилась сильнее и сильнее, пока ей не начало казаться, будто ее швыряет по какой-то ужасной центробежной дуге на стену хижины. Кожа горела, соски грудей набухли и воспалились.

Я слишком много выпила, подумала она, и съела слишком много токки, по меньшей мере ягод десять. Яростный сок кипел теперь в ней.

Она не желала спать одна, скорчившись на полу.

С преувеличенной осторожностью Тесме встала на колени, замерла на мгновение и медленно поползла к кровати. До боли всматривалась в чаурога, но в глазах туманилось, и различала лишь общие его очертания.

— Ты спишь? — прошептала.

— Ты ведь знаешь, что я не буду спать.

— Конечно, конечно. Я как-то отупела.

— Тебе плохо, Тесме?

— Плохо? Нет, не очень. Ничего особенного, разве что… как бы это… — Она колебалась. — Я пьяна, понимаешь? Понимаешь, что значит быть пьяным?

— Да.

— Мне не нравится на полу. Можно, я лягу с тобой?

— Если хочешь.