Валентин Фалин – уникальная фигура советской дипломатии

В оправдание бесплодия августовских переговоров обычно называется деструктивная позиция Польши. Она, причем в самой провокационной форме, отказалась выделить Виленский или Галицийский коридоры, без которых соединения Красной армии не могли своевременно войти в боевое соприкосновение с противником в случае германской агрессии. Реальное развитие после 1 сентября целиком подтвердило правоту советских подходов к решению оборонных задач. Нацистам понадобилось две недели, чтобы сломать организованное сопротивление польских вооруженных сил. В отсутствие заблаговременно подготовленной инфраструктуры и четко прописанных правил, лучше опробованных в рамках совместных учений, вряд ли удалось бы эффективно воспользоваться коридорами, даже если бы Варшава и выделила таковые впритык к вторжению вермахта в пределы Польши.

Теперь о германо-советских переговорах, завершившихся подписанием 23 августа 1939 года пакта о ненападении. Инициатива санации взаимоотношений между СССР и Третьим рейхом исходила из Берлина. Это доказано. Другое дело мотивация, которая предопределяла поведение сторон. Гитлер не скрывал в кругу доверенных лиц, что «инсценировка нового Рапалло» понадобилась ему, дабы сделать Англию, Францию, не говоря уже о Польше, более восприимчивыми к его требованиям. Нацистская дипломатия, используя разночтения между Лондоном и Парижем, сконцентрировалась на недопущении сближения этих держав с СССР. В отсутствие договоренностей Британии и Франции с Советами «я смогу разбить Польшу, – уверял Гитлер себя и присных, – без опасности конфликта с Западом». В польский поход он ринулся, не заготовив планов операции на западном направлении.

Идефикс Сталина в 1938—1939 годах было, как избежать войны на два фронта или, что хуже, схватки с общеимпериалистическим блоком. Инстинкт самосохранения не мог не подсказывать диктатору – обезглавливанием РККА он вызывал огонь на страну. Игра мускулами в Испании, поддержка Монголии и Китая или демонстрация намерения вступиться за Чехословакию не обманывали противников. СССР пребывал в состоянии наивысшей уязвимости, сравнимой разве с 1918—1920 годами. Желающих воспользоваться нашей слабиной был легион.

Июль—август 1938 года. Озеро Хасан. Японцев занимали не автохтонные виды рыб. Войскам вменялось захватить плацдарм, с которого намечалось наступление на Владивосток. Сорвалось. К весне 1939 г. Генштаб императорской армии разработал «план операции № 8». Вторжение японских войск в пределы Монголии – часть плана. Сражения на реке Халхин-Гол длились с мая по сентябрь 1939 г. Агрессор, как и годом ранее у озера Хасан, потерпел поражение с большими для него потерями (61 тысяча солдат убитыми, ранеными и попавшими в плен). Успех стоил немалых жертв и Красной армии – почти 8 тысяч убитых и 15 251 раненый.

Из приказов японского командования, дешифрованных нашими специалистами, а также других разведданных о комбинациях, сплетавшихся зимой 1938/39 года участниками мюнхенского сговора – Германией, Польшей, Венгрией, Англией и Францией, следовал только один вывод: на Советский Союз надвигается смертельная угроза. Время становилось главным нашим союзником в устранении дефектов и брешей в обороне. Его надо было выиграть во что бы то ни стало, подчиняя вся и все прагматизму. Черчилль постфактум напишет: «Если их (руководителей СССР) политика и являлась холодной и расчетливой, в тот момент она была также в высокой степени реалистичной».

Любой исследователь, присягающий строго выверенным фактам, должен признать – вплоть до 11 августа 1939 года, когда политбюро ЦК ВКП(б), внемля донесениям спецслужб, в частности, об инструкциях Чемберлена и Галифакса адмиралу Драксу, решило вступить в переговоры с Германией, Москва отдавала приоритет нахождению взаимопонимания с «демократами». Предъяви англичане и французы в ситуации, буквально дышавшей войной, пусть не доказательства, хотя бы индиции готовности противодействовать эскалирующим агрессиям, Сталин, возможно, и не откликнулся бы на ворожбу Берлина. К добру или на беду – прояснить сие не дано никому.

Вернемся в роковые недели 1939 года. Обычно оставляется вне поля зрения, что с прибытием британской и французской делегации в Москву на военные переговоры отнюдь не пресеклись переговоры Лондона с Берлином на предмет совсем других моделей урегулирования. 18—20 августа Варшава допускала подвижки навстречу германским требованиям, касавшимся Данцига и коридора, и также поэтому артачилась в вопросе о сотрудничестве с СССР. На тот момент, однако, польская податливость уже не интересовала Гитлера. Он зациклился на силовом, радикальном решении.