Валентин Пикуль

Думаю, читатель, принявший стиль моего изложения, уже догадался, что разговор о японцах зашёл не случайно. И это — правда…

Летом в Ригу вновь приехал Виталий Григорьевич Гу-занов со своей супругой Ниной Фёдоровной. В их распоряжение Пикуль предоставил пустующую дачу на взморье. А в Доме архитекторов в Юрмале в это же время отдыхал с женой знаменитый скульптор Олег Константинович Ко-мов. Гузанов и Комов были хорошо знакомы, их связывала давняя дружба.

А сейчас… Мы поехали на дачу, куда Гузанов пригласил для знакомства с Пикулем чету Комовых.

Нина Ивановна и Олег Константинович — люди очень коммуникабельные, и общение было весьма непринужденным. Комов много бывал за границей, и его рассказы были Пикулю весьма интересны. Как бы между делом Олег Константинович делал наброски карандашом на бумаге.

Я заглянула, в набросках узнавалась голова Пикуля в различных ракурсах.

Интересное общение продолжилось и у нас дома…

Читатель спросит: а при чём здесь Япония?

Так вот. Гузанов навещал в Японии уже известного читателю Судзукаву. И в данный момент не хватало только господина Масахиса Судзукавы. Но он не заставил себя долго ждать. Точно в соответствии с планом путешествия, присланным за несколько месяцев, Судзукава-сан прибыл в Ригу.

Гузанов и Комов, заехавшие в гостиницу за иностранным гостем, чтобы затем следовать к нам, рассказывали, что хотели по русскому обычаю захватить что-нибудь с собой. Но часы показывали время, в которое, в соответствии с заботой правительства о трезвости своих граждан, это самое «что-нибудь» не продавалось.

Чертыхнувшись в адрес негостеприимной власти, пришлось обращаться «за иностранной помощью». И Судзука-ва выручил.

Не буду описывать подробности этой встречи. Мы общались не первый раз, и обстановка была — как при встрече старых знакомых.

В августе месяце «Неделя» на своих страницах поместила беседу своего корреспондента с Виктором Конецким. Закадычный друг Валентина Пикуля — Вик-Вик — отвечал на вопросы. Я не могла не показать публикацию мужу.

— Что связывает вас с Валентином Пикулем? — звучал один из вопросов.

— Военная служба. С 1945 по 1946 год мы прослужили в одной роте…

Далее из колонки ответа я процитирую лишь самые «злачные» места:

«…он выпустил свой первый огромный и совершенно безграмотный роман “Океанский патруль”», «…он сильно разложил читателей и опустил планку художественности. Как-то я читал один его роман и на первых четырёх страницах нашёл 20 ошибок…», «на три четверти он графоман…» и тому подобное…

Пикуль перечитал ответ Конецкого несколько раз.

По поводу замечаний можно было поговорить, поспорить, можно было в конечном счёте посмеяться: 20 ошибок на четырёх страницах! Корректорских, редакторских или авторских? И название романа лучше бы привести, чтобы Гиннесс в поисках его не сбился с ног.

Пикуль не сразу среагировал на «дружеские» нападки, которые, навешенные «сбоку-припёку», даже при мощном усилии никак не втискивались в тематику вопроса: «Что связывает вас?..»

Непосредственно к теме вопроса относился только первый десяток слов. Он и шокировал Пикуля.

— Годичная служба в одной роте? И, если уж быть точным, не военная, а послевоенная, но — воинская служба. И это всё?

Пикуль всю жизнь считал, что их связывает несравненно большее, претендующее, мягко говоря, на дружбу.

Никогда, ничего похожего при многочисленных личных встречах, как говорится, в глаза Вик-Вик Пикулю не говорил. Наоборот, в Риге принимал Конецкого с гостями, отмечали его день рождения, перед очередным рейсом Вик-Вик всегда забегал на «огонёк».

— Может, пьяный был? — Валентин искал хоть какую-то оправдательную гипотезу…

Больше они не встречались…

Статья сильно отразилась на состоянии здоровья Валентина. Реакция на критику это одно, и совсем другое, — когда рушатся сформированные в сознании идеалы высоких человеческих добродетелей.

«Почему такое происходит? Правильно ли живу?» — мозг задавал вопросы взволнованному сердцу.

Внутреннее состояние Пикуля было красочно нарисовано на внешности. Тревожась за него, я уложила супруга в постель, поместив рядом, прямо под рукой, маленький, но звонкий колокольчик.

Мы договорились, что с помощью его Валентин будет звать к себе.

Хорошо, что он согласился, когда плохо с сердцем, не всегда есть возможность громко закричать…

Все тревоги и волнения моей жизни в эти дни были сосредоточены на одном: только бы… не звонил колокольчик.

Небезразличные штрихи

В скоротечности жизни кадры меняются произвольно. Часто один никак не связан с последующим. И мне, как монтажёру, в данном случае не хочется искусственно плавно подгонять один под другой. Таковы мои заметки о событиях и делах, которые так или иначе входили в круг забот и интересов писателя в осенние месяцы 1988 года.

Письма… О них говорилось немало в предыдущих главах, но мне хотелось бы донести до читателя нюансы восприятия именно Пикулем некоторых из них.