Читаем Валентина полностью

Кроме Евы Моисеевны, у нас были прекрасные учителя физкультуры и военного дела, а также любимый пионервожатый Савва, организатор всех школьных мероприятий. Уроки физкультуры я очень любила и считалась лучшей ученицей. А вот о втором учителе особый рассказ. Начну с того, что он пользовался у учеников огромным авторитетом и любовью, очевидно, не только в силу своей обаятельности как личности и умения поддерживать с нами контакт, но и потому, что темы уроков были злободневны. Уже тогда во всем – в обстановке в школе, разговорах дома, во дворе – чувствовалась предвоенная напряженность, всюду витал дух предстоящих событий. И мы серьезно воспринимали то, чему он старался нас научить.


Днепропетровск. 1940 год. Наш третий класс. Сидят (слева направо): четвертая – я, Валентина Клименко, пятая – Лида Киперман, шестая – Галя Брежнева. Третий ряд (снизу, слева направо): седьмой – пионервожатый Савва, девятая – Оля Логвиненко, в центре – учительница Ева Моисеевна


Он приходил в класс, развешивал красочные плакаты, рассказывал об изображенных на них разных типах бомб и другом вооружении, а потом заставлял нас все повторять. Очень детально объяснял, как правильно ползать по-пластунски, и каждый должен был проползти по полу. Особенно подробно учитель рассказывал, как быстро и правильно надевать противогаз. Последнее вызывало у меня большую тревогу. Я волновалась о том, как в случаи необходимости можно будет заставить мою маленькую четырехлетнюю сестру Тамару надеть противогаз? Мне, большой, и то неприятно. Ведь за нее никто не сможет этого сделать, так как противогаз – средство индивидуальной защиты. Я с усердием все повторяла и заслуживала одобрение учителя.

Думала ли я, что на этих уроках мне нужно быть внимательной, как никому другому? В трагическую минуту школьные знания позволили мне спасти себя и находящихся рядом людей от неминуемой гибели.

В моем классе учились дети известных людей: Галя, дочь Леонида Ильича Брежнева, и Лида Киперман, дочь редактора газеты «Днепропетровская правда». Я с ними дружила и даже помогала Гале по учебе. Очевидно, учительница попросила меня заниматься с ней потому, что мы жили практически рядом.

Дополнительные занятия с Галей проходили в особняке Брежневых, который располагался рядом со школой. С отцом девочки я никогда не встречалась, но маму хорошо помню, так как всякий раз она встречала и провожала меня. Иногда мы вместе пили чай и ели фрукты, мама сервировала стол сама, не привлекая никого из посторонних. Очень хорошо помню, что меня поражало в их доме – везде ковры с пушистым высоким ворсом. Ступаешь – и нога полностью утопает в приятной мягкости, а у мамы яркие комнатные туфли с острыми, загнутыми кверху носами, она одета в длинный до пола халат из блестящей яркой ткани. Лицо строгое, не выражающее никаких эмоций, неразговорчива, официальна, меньше всего похожа на заботливую маму. Очень странно было ощущать такую безжизненную обстановку, ведь мне было невдомек, в каком доме я нахожусь, да и близкие абсолютно не реагировали на мои визиты в дом столь высокой персоны. В памяти всплывают какие-то отрывки из папиных рассказов о встречах с Л. И. Брежневым. Он отзывался о нем в своей манере, как об отличном мужике. На этом мои познания заканчивались.

С Галей и Лидой в классе я тесно общалась, мы часто обменивались бутербродами. У них был белый хлеб с колбасой, у меня – серый, с запеченной с салом яичницей. Тогда ни белого хлеба, ни колбасы в нашем доме не было, эти продукты в обычных магазинах отсутствовали, вот и исхитрялась бабушка[10] готовить такие бутерброды. Помню, как они мне надоедали, и я часто приносила их обратно домой, за что получала нагоняй. Но Лиде с Галей эта еда нравилась, и я не возражала, когда мне предлагали обмен. А еще в столовке можно было купить кусочек заржавленной селедки, от которой Лида с Галей были без ума – никогда такого не ели.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Николай II
Николай II

«Я начал читать… Это был шок: вся чудовищная ночь 17 июля, расстрел, двухдневная возня с трупами были обстоятельно и бесстрастно изложены… Апокалипсис, записанный очевидцем! Документ не был подписан, но одна из машинописных копий была выправлена от руки. И в конце документа (также от руки) был приписан страшный адрес – место могилы, где после расстрела были тайно захоронены трупы Царской Семьи…»Уникальное художественно-историческое исследование жизни последнего русского царя основано на редких, ранее не публиковавшихся архивных документах. В книгу вошли отрывки из дневников Николая и членов его семьи, переписка царя и царицы, доклады министров и военачальников, дипломатическая почта и донесения разведки. Последние месяцы жизни царской семьи и обстоятельства ее гибели расписаны по дням, а ночь убийства – почти поминутно. Досконально прослежены судьбы участников трагедии: родственников царя, его свиты, тех, кто отдал приказ об убийстве, и непосредственных исполнителей.

А Ф Кони , Марк Ферро , Сергей Львович Фирсов , Эдвард Радзинский , Эдвард Станиславович Радзинский , Элизабет Хереш

Публицистика / История / Проза / Историческая проза / Биографии и Мемуары
Идея истории
Идея истории

Как продукты воображения, работы историка и романиста нисколько не отличаются. В чём они различаются, так это в том, что картина, созданная историком, имеет в виду быть истинной.(Р. Дж. Коллингвуд)Существующая ныне история зародилась почти четыре тысячи лет назад в Западной Азии и Европе. Как это произошло? Каковы стадии формирования того, что мы называем историей? В чем суть исторического познания, чему оно служит? На эти и другие вопросы предлагает свои ответы крупнейший британский философ, историк и археолог Робин Джордж Коллингвуд (1889—1943) в знаменитом исследовании «Идея истории» (The Idea of History).Коллингвуд обосновывает свою философскую позицию тем, что, в отличие от естествознания, описывающего в форме законов природы внешнюю сторону событий, историк всегда имеет дело с человеческим действием, для адекватного понимания которого необходимо понять мысль исторического деятеля, совершившего данное действие. «Исторический процесс сам по себе есть процесс мысли, и он существует лишь в той мере, в какой сознание, участвующее в нём, осознаёт себя его частью». Содержание I—IV-й частей работы посвящено историографии философского осмысления истории. Причём, помимо классических трудов историков и философов прошлого, автор подробно разбирает в IV-й части взгляды на философию истории современных ему мыслителей Англии, Германии, Франции и Италии. В V-й части — «Эпилегомены» — он предлагает собственное исследование проблем исторической науки (роли воображения и доказательства, предмета истории, истории и свободы, применимости понятия прогресса к истории).Согласно концепции Коллингвуда, опиравшегося на идеи Гегеля, истина не открывается сразу и целиком, а вырабатывается постепенно, созревает во времени и развивается, так что противоположность истины и заблуждения становится относительной. Новое воззрение не отбрасывает старое, как негодный хлам, а сохраняет в старом все жизнеспособное, продолжая тем самым его бытие в ином контексте и в изменившихся условиях. То, что отживает и отбрасывается в ходе исторического развития, составляет заблуждение прошлого, а то, что сохраняется в настоящем, образует его (прошлого) истину. Но и сегодняшняя истина подвластна общему закону развития, ей тоже суждено претерпеть в будущем беспощадную ревизию, многое утратить и возродиться в сильно изменённом, чтоб не сказать неузнаваемом, виде. Философия призвана резюмировать ход исторического процесса, систематизировать и объединять ранее обнаружившиеся точки зрения во все более богатую и гармоническую картину мира. Специфика истории по Коллингвуду заключается в парадоксальном слиянии свойств искусства и науки, образующем «нечто третье» — историческое сознание как особую «самодовлеющую, самоопределющуюся и самообосновывающую форму мысли».

Р Дж Коллингвуд , Роберт Джордж Коллингвуд , Робин Джордж Коллингвуд , Ю. А. Асеев

Биографии и Мемуары / История / Философия / Образование и наука / Документальное
Отцы-основатели
Отцы-основатели

Третий том приключенческой саги «Прогрессоры». Осень ледникового периода с ее дождями и холодными ветрами предвещает еще более суровую зиму, а племя Огня только-только готовится приступить к строительству основного жилья. Но все с ног на голову переворачивают нежданные гости, объявившиеся прямо на пороге. Сумеют ли вожди племени перевоспитать чужаков, или основанное ими общество падет под натиском мультикультурной какофонии? Но все, что нас не убивает, делает сильнее, вот и племя Огня после каждой стремительной перипетии только увеличивает свои возможности в противостоянии этому жестокому миру…

Айзек Азимов , Александр Борисович Михайловский , Мария Павловна Згурская , Роберт Альберт Блох , Юлия Викторовна Маркова

Фантастика / Биографии и Мемуары / История / Научная Фантастика / Попаданцы / Образование и наука