Читаем Валентина полностью

Нелестные отзывы о директрисе как о человеке довольно неприятном, я слышала и раньше (моя тетя Оксана была студенткой этого вуза), но ее поступок по отношению к нашей семье был ниже всякой критики. В тот момент все мы, в том числе и папа, верили в то, что великий Днепр станет для немцев непреодолимой преградой и наши войска не допустят их скорого дальнейшего продвижения и захвата Днепропетровска. Поэтому у папы оставалась надежда, что, доставив оборудование до места назначения, он сможет возвратиться за семьей. Последнему не суждено было сбыться, так как этот эшелон с оборудованием был последним, который пересек Днепр, – затем мост был взорван нашими подрывниками.

Потом, при встрече после четырехлетней разлуки, папа вспоминал, что, уже расставшись с нами и находясь в удалявшемся от Днепропетровска поезде, думал о том, как вернется к семье. Он верил, что в ближайшее время немецкая военная машина будет остановлена и необходимость эвакуации исчезнет. Когда он поделился своими мыслями с военным, сопровождавшим эшелон в Ташкент, тот был немногословен и сказал: «Гурьич, смотри, мы переезжаем Днепр, и как только достигнем противоположного берега, мост будет взорван. Мы последние, кто покидает город». Это и произошло прямо на папиных глазах. Тогда он понял, что обстановка гораздо серьезнее, чем всем нам доселе представлялась. И мысли о возвращении следует, как он выражался, «похерить».

Итак, папа уехал, а мы с неподвижной мамой, пожилой бабушкой и четырехлетней сестрой Тамарой остались. Для всех начиналась неизвестная, трудная, совсем непривычная другая жизнь. Кто в ней уцелеет, окажется победителем или побежденным – покажет время. Тем не менее надо не теряться и приложить все усилия, чтобы оказаться в числе первых.

Вскоре мы стали очевидцами того, что происходит с нашими войсками. Картина была угнетающая и безрадостная. Мимо нашего дома тянулась вереница отступающих красноармейцев. Днем, а иногда и ночью в каком-то хаотичном беспорядке передвигались изможденные, с отрешенными лицами, в пропитанных потом пыльных гимнастерках солдаты. Иногда обращались к нам с просьбой дать попить водицы, и мы наперегонки бежали за водой, чтобы хотя бы так им помочь. Говорить о куске хлеба не приходилось, так как такового у нас в наличии не было, и они, конечно, об этом знали. Немецкие оккупанты, как потом оказалось, такой скромностью не отличались и воровали все, что, как говорится, плохо лежит, – хотя то, что имелось, было малосъедобным. Так, однажды солдат «победоносной» армии стащил прямо с горячей плиты приготовленные бабушкой лепешки из мерзлых очисток картошки. Но сейчас речь идет о наших солдатиках.

До сих пор стоит перед глазами гнетущая картина: некоторые военные, раздобыв где-то велосипеды (а может, им их выдали вместе с оружием и обмундированием), пытаются с ними совладать, но у многих ничего не выходит. Они не могут усидеть и, не сделав педалями ни единого оборота, падают. А ведь умение передвигаться таким образом существенно бы им помогло. Мне, двенадцатилетней девочке, умеющей ездить на велосипеде для взрослых «через раму», было горько и обидно за нерадивых взрослых мужчин. Мы еще не знали всей трагедии того, что произошло на западных рубежах нашей Родины, но, глядя на беспомощных отступающих солдат, понимали: защищать нас некому. Тем не менее мы свято верили, что положение это временное и серьезной преградой врагу станет наш могучий Днепр – вот здесь немцы и найдут свою гибель.

Оккупация

Надежда на чудо рухнула, когда по прошествии нескольких суток средь бела дня 26 августа 1941 года мы увидели на улице у наших домов сытых и довольных собой солдат в немецкой форме, лихо проезжающих на мотоциклах, ухмыляющихся, явно подвыпивших, распевающих веселые песенки на чужом языке (до сих пор помню их характерное маршевое звучание). Какой контраст с нашими военными, которых мы видели несколько дней назад! Происходящее казалось ожившей кинолентой: появлению немцев не предшествовало ни единого выстрела, была полная тишина… Лично мне все представлялось театром абсурда, вызывало чувство абсолютной нереальности, и в голове вертелось: «Так быть не может, с этим надо что-то делать».

Слишком быстро и нелепо жизнь перешла в иное измерение. Сначала мне в голову закралась мысль, что, возможно, это не регулярные войска, а десант, случайно прорвавшаяся группа мотоциклистов. Однако, когда вслед за мотоциклистами начала двигаться тяжелая техника, все вопросы отпали. Пришлось смириться с тем фактом, что немцы взяли город без особых усилий, как говорится, без боя, без единого выстрела. Случившееся, к сожалению, говорило о многом – и не предвещало ничего хорошего. Надо было готовиться к тяжелым временам.

Так мы оказались в оккупации, которая в дальнейшем, как ярлык измены Родине, многим искалечит не только карьеру, но и жизнь в целом: никакие доводы не станут приниматься к сведению, даже несовершеннолетие так называемых «виновных». Но это будет потом, а сейчас главная задача – выжить и не потерять надежду на светлое будущее.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Николай II
Николай II

«Я начал читать… Это был шок: вся чудовищная ночь 17 июля, расстрел, двухдневная возня с трупами были обстоятельно и бесстрастно изложены… Апокалипсис, записанный очевидцем! Документ не был подписан, но одна из машинописных копий была выправлена от руки. И в конце документа (также от руки) был приписан страшный адрес – место могилы, где после расстрела были тайно захоронены трупы Царской Семьи…»Уникальное художественно-историческое исследование жизни последнего русского царя основано на редких, ранее не публиковавшихся архивных документах. В книгу вошли отрывки из дневников Николая и членов его семьи, переписка царя и царицы, доклады министров и военачальников, дипломатическая почта и донесения разведки. Последние месяцы жизни царской семьи и обстоятельства ее гибели расписаны по дням, а ночь убийства – почти поминутно. Досконально прослежены судьбы участников трагедии: родственников царя, его свиты, тех, кто отдал приказ об убийстве, и непосредственных исполнителей.

А Ф Кони , Марк Ферро , Сергей Львович Фирсов , Эдвард Радзинский , Эдвард Станиславович Радзинский , Элизабет Хереш

Публицистика / История / Проза / Историческая проза / Биографии и Мемуары
Идея истории
Идея истории

Как продукты воображения, работы историка и романиста нисколько не отличаются. В чём они различаются, так это в том, что картина, созданная историком, имеет в виду быть истинной.(Р. Дж. Коллингвуд)Существующая ныне история зародилась почти четыре тысячи лет назад в Западной Азии и Европе. Как это произошло? Каковы стадии формирования того, что мы называем историей? В чем суть исторического познания, чему оно служит? На эти и другие вопросы предлагает свои ответы крупнейший британский философ, историк и археолог Робин Джордж Коллингвуд (1889—1943) в знаменитом исследовании «Идея истории» (The Idea of History).Коллингвуд обосновывает свою философскую позицию тем, что, в отличие от естествознания, описывающего в форме законов природы внешнюю сторону событий, историк всегда имеет дело с человеческим действием, для адекватного понимания которого необходимо понять мысль исторического деятеля, совершившего данное действие. «Исторический процесс сам по себе есть процесс мысли, и он существует лишь в той мере, в какой сознание, участвующее в нём, осознаёт себя его частью». Содержание I—IV-й частей работы посвящено историографии философского осмысления истории. Причём, помимо классических трудов историков и философов прошлого, автор подробно разбирает в IV-й части взгляды на философию истории современных ему мыслителей Англии, Германии, Франции и Италии. В V-й части — «Эпилегомены» — он предлагает собственное исследование проблем исторической науки (роли воображения и доказательства, предмета истории, истории и свободы, применимости понятия прогресса к истории).Согласно концепции Коллингвуда, опиравшегося на идеи Гегеля, истина не открывается сразу и целиком, а вырабатывается постепенно, созревает во времени и развивается, так что противоположность истины и заблуждения становится относительной. Новое воззрение не отбрасывает старое, как негодный хлам, а сохраняет в старом все жизнеспособное, продолжая тем самым его бытие в ином контексте и в изменившихся условиях. То, что отживает и отбрасывается в ходе исторического развития, составляет заблуждение прошлого, а то, что сохраняется в настоящем, образует его (прошлого) истину. Но и сегодняшняя истина подвластна общему закону развития, ей тоже суждено претерпеть в будущем беспощадную ревизию, многое утратить и возродиться в сильно изменённом, чтоб не сказать неузнаваемом, виде. Философия призвана резюмировать ход исторического процесса, систематизировать и объединять ранее обнаружившиеся точки зрения во все более богатую и гармоническую картину мира. Специфика истории по Коллингвуду заключается в парадоксальном слиянии свойств искусства и науки, образующем «нечто третье» — историческое сознание как особую «самодовлеющую, самоопределющуюся и самообосновывающую форму мысли».

Р Дж Коллингвуд , Роберт Джордж Коллингвуд , Робин Джордж Коллингвуд , Ю. А. Асеев

Биографии и Мемуары / История / Философия / Образование и наука / Документальное
Отцы-основатели
Отцы-основатели

Третий том приключенческой саги «Прогрессоры». Осень ледникового периода с ее дождями и холодными ветрами предвещает еще более суровую зиму, а племя Огня только-только готовится приступить к строительству основного жилья. Но все с ног на голову переворачивают нежданные гости, объявившиеся прямо на пороге. Сумеют ли вожди племени перевоспитать чужаков, или основанное ими общество падет под натиском мультикультурной какофонии? Но все, что нас не убивает, делает сильнее, вот и племя Огня после каждой стремительной перипетии только увеличивает свои возможности в противостоянии этому жестокому миру…

Айзек Азимов , Александр Борисович Михайловский , Мария Павловна Згурская , Роберт Альберт Блох , Юлия Викторовна Маркова

Фантастика / Биографии и Мемуары / История / Научная Фантастика / Попаданцы / Образование и наука