Нелестные отзывы о директрисе как о человеке довольно неприятном, я слышала и раньше (моя тетя Оксана была студенткой этого вуза), но ее поступок по отношению к нашей семье был ниже всякой критики. В тот момент все мы, в том числе и папа, верили в то, что великий Днепр станет для немцев непреодолимой преградой и наши войска не допустят их скорого дальнейшего продвижения и захвата Днепропетровска. Поэтому у папы оставалась надежда, что, доставив оборудование до места назначения, он сможет возвратиться за семьей. Последнему не суждено было сбыться, так как этот эшелон с оборудованием был последним, который пересек Днепр, – затем мост был взорван нашими подрывниками.
Потом, при встрече после четырехлетней разлуки, папа вспоминал, что, уже расставшись с нами и находясь в удалявшемся от Днепропетровска поезде, думал о том, как вернется к семье. Он верил, что в ближайшее время немецкая военная машина будет остановлена и необходимость эвакуации исчезнет. Когда он поделился своими мыслями с военным, сопровождавшим эшелон в Ташкент, тот был немногословен и сказал: «Гурьич, смотри, мы переезжаем Днепр, и как только достигнем противоположного берега, мост будет взорван. Мы последние, кто покидает город». Это и произошло прямо на папиных глазах. Тогда он понял, что обстановка гораздо серьезнее, чем всем нам доселе представлялась. И мысли о возвращении следует, как он выражался, «похерить».
Итак, папа уехал, а мы с неподвижной мамой, пожилой бабушкой и четырехлетней сестрой Тамарой остались. Для всех начиналась неизвестная, трудная, совсем непривычная другая жизнь. Кто в ней уцелеет, окажется победителем или побежденным – покажет время. Тем не менее надо не теряться и приложить все усилия, чтобы оказаться в числе первых.
Вскоре мы стали очевидцами того, что происходит с нашими войсками. Картина была угнетающая и безрадостная. Мимо нашего дома тянулась вереница отступающих красноармейцев. Днем, а иногда и ночью в каком-то хаотичном беспорядке передвигались изможденные, с отрешенными лицами, в пропитанных потом пыльных гимнастерках солдаты. Иногда обращались к нам с просьбой дать попить водицы, и мы наперегонки бежали за водой, чтобы хотя бы так им помочь. Говорить о куске хлеба не приходилось, так как такового у нас в наличии не было, и они, конечно, об этом знали. Немецкие оккупанты, как потом оказалось, такой скромностью не отличались и воровали все, что, как говорится, плохо лежит, – хотя то, что имелось, было малосъедобным. Так, однажды солдат «победоносной» армии стащил прямо с горячей плиты приготовленные бабушкой лепешки из мерзлых очисток картошки. Но сейчас речь идет о наших солдатиках.
До сих пор стоит перед глазами гнетущая картина: некоторые военные, раздобыв где-то велосипеды (а может, им их выдали вместе с оружием и обмундированием), пытаются с ними совладать, но у многих ничего не выходит. Они не могут усидеть и, не сделав педалями ни единого оборота, падают. А ведь умение передвигаться таким образом существенно бы им помогло. Мне, двенадцатилетней девочке, умеющей ездить на велосипеде для взрослых «через раму», было горько и обидно за нерадивых взрослых мужчин. Мы еще не знали всей трагедии того, что произошло на западных рубежах нашей Родины, но, глядя на беспомощных отступающих солдат, понимали: защищать нас некому. Тем не менее мы свято верили, что положение это временное и серьезной преградой врагу станет наш могучий Днепр – вот здесь немцы и найдут свою гибель.
Оккупация
Надежда на чудо рухнула, когда по прошествии нескольких суток средь бела дня 26 августа 1941 года мы увидели на улице у наших домов сытых и довольных собой солдат в немецкой форме, лихо проезжающих на мотоциклах, ухмыляющихся, явно подвыпивших, распевающих веселые песенки на чужом языке (до сих пор помню их характерное маршевое звучание). Какой контраст с нашими военными, которых мы видели несколько дней назад! Происходящее казалось ожившей кинолентой: появлению немцев не предшествовало ни единого выстрела, была полная тишина… Лично мне все представлялось театром абсурда, вызывало чувство абсолютной нереальности, и в голове вертелось: «Так быть не может, с этим надо что-то делать».
Слишком быстро и нелепо жизнь перешла в иное измерение. Сначала мне в голову закралась мысль, что, возможно, это не регулярные войска, а десант, случайно прорвавшаяся группа мотоциклистов. Однако, когда вслед за мотоциклистами начала двигаться тяжелая техника, все вопросы отпали. Пришлось смириться с тем фактом, что немцы взяли город без особых усилий, как говорится, без боя, без единого выстрела. Случившееся, к сожалению, говорило о многом – и не предвещало ничего хорошего. Надо было готовиться к тяжелым временам.
Так мы оказались в оккупации, которая в дальнейшем, как ярлык измены Родине, многим искалечит не только карьеру, но и жизнь в целом: никакие доводы не станут приниматься к сведению, даже несовершеннолетие так называемых «виновных». Но это будет потом, а сейчас главная задача – выжить и не потерять надежду на светлое будущее.