Валентина

И действительно, кроме морковки на соседних с нашим участках сохранились невостребованные остатки овощей. В основном это были бурые помидоры, капуста, иногда попадалась невыкопанная картошка. Последней мы были особенно рады, так как это была настоящая, привычная еда. Несмотря на усталость, мы старались делать вылазки ежедневно. Я жалела бабушку и пыталась, преодолевая ее сопротивление, взять большую часть ноши на себя. С каждым днем ходить за овощами становилось все труднее и опаснее: наступили холода, а вскоре начались артиллерийские обстрелы и бомбежки нашей авиацией территорий, занятых немецкими войсками. Мы испытывали сложные чувства: с одной стороны, наконец-то объявились наши вооруженные силы, с другой – нас сковывал страх, ведь каждый мог оказаться жертвой.

В конце концов, к нашему великому сожалению, вылазки пришлось прекратить, но радовало то, что теперь появился небольшой запас овощей. Последний поход за город бабушка совершила самостоятельно. В одночасье я свалилась с температурой. Говорили, что даже бредила и просила дать поесть красных помидоров. Когда я пришла в себя, мне действительно очень хотелось съесть настоящий, сочный помидор – казалось, что тогда я сразу поднимусь с постели. Желание оказалось неудовлетворенным, а на ноги я встала буквально на следующий день. Что со мной было – вопрос, никогда ничего подобного больше не приключалось. Представляю, как всех тогда напугала.

Из-за обстрелов обстановка с каждым днем становилась все опаснее. В итоге мы были вынуждены перебраться из нашей квартиры в полуподвальное помещение, а днем, во время авианалетов, прятаться в так называемой щели, вырытой жильцами крытой траншее, которая, по распоряжению домоуправления, должна была быть во всех дворах. При каждом налете авиации все обитатели дома спускались туда, и некоторые из них все время тащили с собой тяжеленные чемоданы со скарбом – в том числе и упомянутая выше Мария Григорьевна. Мы же всегда были налегке, у нас не было никаких ценных вещей типа семейного серебра. Единственное, что мы берегли, – это папину диссертацию, по его просьбе она находилась всегда рядом с бабушкой. Для папы было важно сберечь этот экземпляр, так как защита состоялась в середине июня, буквально перед самым началом войны, и утверждение ВАК[18], естественно, не было получено.

Морока была у нас с этими соседскими чемоданами. Мало того что при бомбежках дамы падали в обморок, сея панику среди жильцов, и нам приходилось приводить их в чувство и в порядок (они теряли контроль над естественными процессами организма), так еще и, внимая их жалобным просьбам, тащить чемоданы обратно. К вещам Марии Григорьевны, так откровенно радостно приветствовавшей приход немцев, никто даже не прикасался, и она, отдуваясь, тащила их сама. Бабушке, сердобольной душе, готовой приходить на помощь людям своего же возраста, однажды я категорически запретила помогать этой соседке и сама не стала – подулись и на том успокоились.

Появилась новая напасть – раньше обычного времени похолодало. Зима выдалась на редкость снежной и морозной. Как говорила Ф. Раневская: «Старожилы не помнят…» Теперь надо было думать еще и о том, как победить холод, не превратиться в ледышки. Положение становилось очень серьезным. Часто вода, оставленная, как обычно, на своем месте в коридоре, покрывалась корочкой льда. В мирное время наша большая комната зимой отапливалась печкой, на которой готовили еду при помощи угля-антрацита. Но в этом году топливо заготовить не успели, и в нашем распоряжении были только его жалкие остатки. Значит, надо думать, как продержаться зимой. Решение пришло незамедлительно. В соседнем огромном дворе мединститута было много бесхозных сухих кустарников и мелких деревьев, давно нуждающихся в вырубке и чистке, да и в нашем уютном дворике такие встречались. Вот мы с бабушкой и решили заняться нужным делом – и саду полезно, и нам будет обеспечено тепло.

В те короткие промежутки времени, когда канонада прекращалась или хотя бы стихала, мы, вооружившись пилой и топориком, «выходили на дело». Но с каждым днем эти промежутки становились все короче, и заготовка дров стала мероприятием, связанным с риском для жизни, в чем мы вскоре окончательно убедились. Когда в очередной раз мы сделали вылазку и уже начали пилить дерево, наступившая тишина показалась мне особенно зловещей, и, преодолевая сопротивление бабушки, я с большим трудом уговорила ее оставить наше занятие и возвратиться в укрытие – подвал.