Валентина

Во время оккупации вновь пригодился бабушкин жизненный опыт времен Гражданской войны, опять проявился ее стойкий, бесстрашный характер. Я знала по рассказам родных, как смело и изобретательно вела себя бабушка в революционное время, когда село Голубовка, где проживала ее семья, переходило то к красным, то к белым и приходилось прятаться, чтобы не угодить ни к тем, ни к другим.

Кое-что о том революционном времени и событиях, происходивших в Голубовке, можно узнать из многосерийного фильма «Жизнь и приключения Мишки Япончика»[15]. В нем есть момент, когда главный вор Одессы Мишка Япончик, покончив с воровством, становится красным командиром и призывает своих подопечных, воров и хулиганов, к борьбе с белыми. Он посылает их на помощь красноармейцам, обороняющим стратегически важную железнодорожную станцию Кильчень и рядом находящееся село Голубовка, где проживала семья моей бабушки. Однако, прибыв на место, вояки находят шинок с горилкой и так напиваются, что не только не выполняют военное задание, они сами оказываются уничтоженными, а местные жители становятся свидетелями ужасной бойни. Наверняка и семью бабушки коснулось это лихо, так как это было их село. А сколько еще происходило подобного, а то и пострашнее.

Поскольку мама ввиду недееспособности не в состоянии была заниматься никакими делами, вся ответственность за наше существование легла на бабушку и меня. Главным был вопрос пропитания: ни у нас, ни у других городских семей запасов съестного не было. Давно исчез из магазинов небольшой ассортимент продуктов типа консервированных крабов. Рынок был пуст, потому что никто не решался покидать дома и приносить, привозить продукты, даже если они были в наличии.

Сначала мы съели сухари, которые благодаря бабушкиной запасливости каким-то образом в небольшом количестве сохранились в мешке, в кладовке. Старые сухари горчили, имели неприятный запах, были поражены жучком, которого мы тщательно вытряхивали, – но это был хлеб. Бабушка замачивала их в теплой воде, сдабривала сохранившимися в закромах растительным маслом и чесноком. В мирное время она называла такую еду «потапцы». Какое-то время мы на этом продержались, но скоро и это малоаппетитное блюдо закончилось.

Новая власть проявляла себя очень энергично. Незамедлительно на улицах города появились листовки, оповещавшие население о комендантском часе и прочих правилах поведения граждан. Для местных жителей устанавливались какие-то бесконечные нормы и правила, которым необходимо было следовать. Одна из листовок гласила: «Долой советские 100 грамм – идет немецкий килограмм». Вскоре был налажен процесс выдачи хлеба. Пайка весила в пределах 50–100 граммов, но ее явно было недостаточно для поддержания жизненных сил.

Довольно быстро стало понятно, кто из местных жителей способен пойти на сотрудничество с новой властью, чтобы облегчить свое существование. Наша соседка Мария Григорьевна Слесарчик, захлебываясь от восторга, сообщала жильцам уличные новости – все происходящее явно было ей в радость. Как же я была удивлена, когда однажды зашла в ее квартиру и застала живописную сцену: у стола в окружении немецких солдат стоит Мария Григорьевна, энергично тыкает рукой в географическую карту, показывает на кольцо на своем пальце, объясняя, где нужно брать русских в кольцо, и воспроизводит, как обезьяна, какие-то воинственные звуки (немецкого языка она не знает). Я была поражена, так как знала, что ее зять (муж дочери, отец внучки Наташи), который был послан на работу во Львов, – особист[16]. До войны он часто присылал Наташе подарки, в числе которых были необыкновенной квадратной формы наручные часы. Мария Григорьевна оказалась единственным в нашем доме человеком, который обрадовался приходу немцев и позже каким-то образом с ними взаимодействовал. Нам было противно находиться с ней при обстреле в одной общей щели[17].

Мы знали, что нас ни кормить, ни защищать некому, а потому полагались только на себя. Теперь каждый старался отщипнуть от своей пайки ломтик в пользу маленькой Тамары, которой было не понять, почему все время хочется есть, а еды не дают. Она часто просыпалась по ночам со словами: «Ой, у меня зубчик болит, надо на него что-то положить», тогда сэкономленный кусочек хлеба отправлялся Тамаре в рот, и счастливый ребенок засыпал.

Кроме небольшой пайки хлеба, которая полагалась каждому, есть было практически нечего, и мы с бабушкой решили выбраться за город, поискать овощи. Я вспомнила, что в районе Транспортного института у нас был небольшой земельный участок, где папа выращивал морковку. Дорогу я хорошо знала. Раньше основную часть пути мы проезжали на трамвае, теперь же довольно солидное расстояние предстояло полностью преодолеть пешком. Но это был единственный шанс добыть еду. Мы не могли им не воспользоваться.