Валентина. Леоне Леони

Бенедикт вскарабкался на вековой тис и, прячась среди его темных поникших ветвей, забрался достаточно высоко, чтобы заглянуть в глубину комнаты. Он отчетливо видел Валентину, стоявшую на коленях; ее белокурые волосы, позолоченные последними отблесками солнца, беспорядочно рассыпались по плечам. Ее щеки пылали, она прижимала к груди и осыпала поцелуями окровавленную косынку, которую Бенедикт так настойчиво искал после своей неудачной попытки самоубийства и которую теперь сразу же узнал.

Боязливо оглядев пустынный парк и убедившись, что одним движением может достигнуть окна, Бенедикт не смог устоять против соблазна. Ухватившись за лепную балюстраду и оттолкнувшись от ветки, бывшей ему опорой, он бросил свое тело вперед, рискуя жизнью.

Увидев темную тень, четко обрисованную на фоне зажженного закатом окна, Валентина испуганно вскрикнула, но сразу же узнала Бенедикта и испугалась уже по другой причине.

– О господи! – проговорила она. – Неужели вы осмелились преследовать меня и здесь?

– Вы меня гоните? – отозвался Бенедикт. – Ну что ж, всего двадцать футов отделяют меня от земли; прикажите мне отпустить балюстраду, и я немедленно выполню ваше желание.

– Великий Боже! – воскликнула Валентина, напуганная тем, что положение Бенедикта опасно. – Входите же, входите. Иначе я умру со страха!

Бенедикт проскользнул в молельню, и Валентина, судорожно схватившая его за сюртук, чтобы он не упал и не разбился, приняла его в свои объятия. Это было движением непроизвольной радости оттого, что он спасся.

И в тот же миг было забыто все. Валентина забыла о сопротивлении, о долгих своих раздумьях, а Бенедикт забыл о своих упреках, которыми намеревался осыпать Валентину. Восемь дней разлуки при столь печальных обстоятельствах обоим показались вечностью. Юноша безумно радовался, прижимая к груди Валентину, он боялся, что найдет ее на смертном одре, а она предстала перед ним еще прекраснее, еще более любящей, чем когда-либо.

Наконец Бенедикт вспомнил о перенесенных вдали от нее страданиях и принялся упрекать Валентину в жестокости и лжи.

– Послушайте, – горячо возразила Валентина, подводя его к лику Мадонны, – я дала клятву никогда с вами не встречаться, мне опять показалось, будто я, увидев вас, способна совершить преступление. А теперь поклянитесь, что вы поможете мне свято блюсти мой долг, поклянитесь в том перед Господом, перед этим образом, эмблемой чистоты. Успокойте меня, верните мне утраченное доверие. Бенедикт, вы человек искренний и не преступите клятву, данную сердцем; скажите же, чувствуете ли вы, что вы сильнее меня?

Бенедикт побледнел и испуганно отпрянул. Он был по-рыцарски честен и предпочитал перенести боль вечной разлуки с Валентиной, нежели совершить преступление, обманув ее.

– Но вы же требуете от меня обета, Валентина! – воскликнул он. – Неужели вы думаете, что у меня хватит мужества произнести клятву, а главное, сдержать ее, не подготовившись к этому заранее?

– Однако же вы готовились к этому в течение пятнадцати месяцев! – возразила она. – Вспомните ваши торжественные обещания, данные в присутствии моей сестры, ведь до сих пор вы честно их исполняли!

– Да, Валентина, у меня хватало на это сил, и, возможно, их хватило бы, чтобы вновь произнести эту клятву. Но не требуйте ее от меня нынче, я слишком взволнован сейчас, любые мои клятвы не будут иметь никакой цены. Все, что произошло в тот день, лишило меня покоя, который вы вернули моему сердцу. О Валентина, вы поступаете неосторожно, когда говорите, что мое присутствие повергает вас в трепет. Зачем вы это сказали? У меня никогда не хватило бы смелости даже помыслить об этом. Вы были сильной, когда я считал вас сильной, но теперь вы требуете от меня стойкости, которой не хватает вам самой. Как же мне обрести ее? Прощайте, я ухожу, я буду готовиться к тому, чтобы исполнить ваш приказ. Но поклянитесь теперь вы, что не будете бежать от меня: ведь вы сами видите, как пагубно вы на меня влияете, ваши слова и поступки убивают меня, сводят на нет мою прежнюю стойкость.

– Что же, Бенедикт, я могу поклясться, что, когда я вас вижу, когда я вас слышу, для меня немыслимо не верить вам. Прощайте, завтра мы все встретимся в гостевом домике.

Она протянула руку, Бенедикт сначала не осмеливался ее коснуться. Судорожная дрожь пробежала по его телу. Но едва только он взял ее руку, как тут же словно впал в бешенство. Он заключил Валентину в объятия, потом хотел было ее оттолкнуть. Но тут страшное насилие над своей пылкой натурой истощило последние силы Бенедикта, он в ярости заломил руки и почти без чувств рухнул на скамеечку.

– О, сжальтесь надо мной! – тоскливо пробормотал он. – Сжалься, Ты, сотворивший Валентину, призови к себе душу мою, лиши меня этого иссушающего дыхания, которое точит мою грудь, калечит мою жизнь, сжалься надо мной! Пошли мне смерть!