Валерий Брюсов. Будь мрамором

Особого упоминания достоин инцидент, случившийся 14 апреля 1907 года на лекции Белого «Символизм в современном русском искусстве» в московском Политехническом музее. «Подошла ко мне одна дама (имени ее не хочу называть), — сообщал Брюсов Гиппиус несколько дней спустя, — вынула вдруг из муфты браунинг, приставила мне к груди и спустила курок. Было это во время антракта, публики кругом было мало, все разошлись по коридорам, но все же Гриф, Эллис и Сережа Соловьев успели схватить руку с револьвером и обезоружить. Я, правду сказать, особого волнения не испытал: слишком все произошло быстро. Но вот что интересно. Когда позже, уже в другом месте, сделали попытку стрелять из того же револьвера, он выстрелил совершенно исправно — совсем как в Лермонтовском „Фаталисте“. И, следовательно, без благодетельной случайности или воли Божией, вы совершенно просто могли получить, вместо этого письма, от „Скорпиона“ конверт с траурной каймой». «Дамой» была Петровская.

Видели сцену многие, но путаница в их показаниях невероятная. Евгения Ланг, сестра Ланга-Миропольского, утверждала, что лекцию читал Брюсов, что Петровская прицелилась ему в лоб, а затем «точным, спокойным движением, не дрогнув, Брюсов поддел Нинину руку снизу, раздался выстрел. Пуля вонзилась в невысокий потолок над дверью. Валерий таким же точным движением, как выбивал револьвер, взял под руку спокойную Жанночку и спокойным шагом пошел с ней к выходу»^{50}. Она же сообщила, что Петровская получила револьвер от Ланга. Белый утверждал: «Пришла ей фантазия, иль рецидив, в меня выстрелить; но, побежденная лекцией, вдруг свой гнев обернула на… Брюсова (?!) (вновь рецидив); в перерыве, став рядом с ним (он же доказывал Эллису что-то[60]), закрытая, к счастью, своими друзьями от публики, она выхватила револьвер, целясь в Брюсова; не растерялся он, тотчас твердо схватил ее за руку, чтобы эту „игрушку опасную“, вырвавши, спрятать себе в карман»^{51}. Новая жена «Грифа» Лидия Рындина утверждала — видимо, со слов мужа — что браунинг Петровской подарил Брюсов, что инцидент произошел в «передней литературного кружка» и что Соколов забрал револьвер, а затем отдал ей^{52}. 31 декабря 1908 года Брюсов писал Петровской: «Ты еще долго будешь возить с собой по разным странам браунинг, подаренный Тебе в наши знаменательные дни С. А. (Соколовым. — В. М.)». Перед такой разноголосицей свидетельских показаний, хорошо знакомой любому историку, биографу впору стать агностиком…

Множить число литературных врагов Брюсов не собирался, поэтому счел необходимым объясниться с Ивановым, который 23 июля 1907 года прямо спросил его, «до какой степени простирается их („Весов“ — В. М.) враждебность к литературным зачинаниям, с которыми связано мое имя», имея в виду уничтожающие отзывы Белого, Гиппиус и Эллиса о второй книге «Факелов» и об альманахе «Цветник Ор», выпущенном домашним издательством Иванова «Оры» (Брюсов дал туда одно стихотворение). «Ты просишь меня определить отношения „Весов“ к тебе, — отвечал Валерий Яковлевич. — Но отношения эти никогда не менялись. „Весы“, если можно говорить об этом отвлеченном или собирательном понятии, всегда чтили в тебе большого поэта и большого писателя и потому всегда дорожили твоим участием. […] Ты сам сделал ошибку, связав свое имя столь тесно с именем Георгия Чулкова. […] Это не только бездарность (как я всегда утверждал), но еще шарлатан, рекламист и аферист. […] Против мистического анархизма есть только одно оружие: насмешка». 4 августа Иванов ответил резким письмом, обвинив корреспондента в том, что «Весы» для него — «средство и орудие внешних воздействий и влияний на литературу и особенно на биржу литературных ценностей дня» и что он, «умертвив журнал в смысле органа идейного движения», пытается сделать его приемлемым для широкой публики. Реакция Брюсова нам неизвестна, но можно догадаться, насколько задело его это обвинение — ранее брошенное им самим «Золотому руну». В следующем письме от 27 сентября Иванов, заявив: «Я считаю тебя ответственным за все, что читаю в „Весах“», — дал понять, что компромисса не будет^{53}.