Валерий Брюсов. Будь мрамором

«Напомнил мне меня 1895 года», — записал Валерий Яковлевич 15 мая 1907 года о первой встрече с Николаем Гумилевым, пояснив: «Видимо, он находится в своем декадентском периоде». Их переписка — ценный источник и увлекательное чтение; если бы письма Брюсова сохранились полностью, это был бы идеальный мастер-класс. Николай Степанович присылал учителю почти все, что писал (некоторые тексты сохранились только в архиве Брюсова), а тот открыл ему страницы «Весов», поддерживал и защищал — например, от Гиппиус, оказавшей молодому поэту издевательский прием. Суть своего ученичества Гумилев подытожил в письме из-за границы 2/15 августа 1907 года — почтительном и веселом, серьезном и ироничном, скромном и самонадеянном:

«Ваше молчанье — совершенно справедливое возмездие для меня, но неужели оно продолжится вечно. Подумайте, что это может повергнуть меня в такое мрачное отчаянье, что я начну писать революционные стихи для „Перевала“ и плагиаты-компиляции для „Золотого Руна“. И на Вашу совесть ляжет гибель юноши. Теперь я хочу привести основания, по которым Вы могли бы меня простить: во-первых, Вы сами писали мне два года назад, что я поэт, и я не настолько слеп, чтобы не видеть, что я делаю успехи с каждым годом. А ведь Вы переписываетесь со мной не как с человеком, который по несчастной случайности оказался невежливым по отношению к Вам, а как с молодым поэтом, который еще не имеет установившихся взглядов на искусство и каждую минуту может потерять веру в себя. Неужели за невольный грех человека Вы допустите погибнуть поэту? Второе мое оправданье в том, что я люблю Вас. Если бы мы писали до Р. Х., я сказал бы Вам: Учитель, поделись со мной мудростью, дарованной тебе богами, которую ты не имеешь права скрывать от учеников. В средние века я сказал бы: Maître[67], научи меня дивному искусству песнопенья, которым ты владеешь в таком совершенстве. Теперь я могу сказать только: Валерий Яковлевич, не прекращайте переписки со мной, мне тяжело думать, что Вы на меня сердитесь»^{4}. Первый зрелый сборник Гумилева «Жемчуга» (1910) был посвящен «моему учителю Валерию Брюсову». По воспоминаниям Шершеневича, Брюсов показывал ему экземпляр книги с опечаткой «Моему учителю Балерию Врюсову»^{5}.

Брюсов редко писал предисловия к книгам поэтов-современников, особенно в виде напутствия начинающему. Таких всего четыре: «Сосен перезвон» Николая Клюева (1912), «Старая сказка» Надежды Львовой (1913), «Эра славы» пролетарского поэта Ивана Филипченко (1918), еще в 1912 году присылавшего стихи ему, «декаденту» а не в «идейный» журнал^{6}, и поэма Сергея Аргашева (С. П. Семенова) «Парида» (1924)^{7}. Переписка с Брюсовым, как можно судить по письмам инициировавшего ее Клюева^{8}, была для олонецкого поэта не так значительна и важна в духовном плане, как переписка с «кающимся дворянином» Блоком, но именно Брюсов содействовал признанию Клюева как поэта. «Клюев — поэт. Клюев из народа. Но Клюев — не „поэт из народа“, — писал Ходасевич в отзыве на „Сосен перезвон“, — не один из тех, которые пишут плохие стихи и гордятся своей безграмотностью, чем несказанно радуют иных писателей из господ».

Брюсова и Клюева познакомил идеолог секты «голгофских христиан» Иона Брихничев, издававший журнал «Новая земля», куда старался привлечь известных литераторов[68]. Валерий Яковлевич изредка давал стихи и прозу в журнал, один из номеров которого (1911. № 11) вышел с его портретом на обложке, а в других появились посвященные ему стихи издателя и хвалебный отзыв о «Путях и перепутьях». Конечно, привлекало его не это, а близость Брихничева и Клюева к среде, в которую ушел Александр Добролюбов, а память о нем продолжала волновать Валерия Яковлевича и особенно Надежду Яковлевну. Брихничев хотел устроить первый сборник Клюева в «Скорпион». Брюсов не отреагировал на его намеки, но написал предисловие к книге, которую выпустил сочувствовавший «голгофским христианам» В. И. Знаменский. Автор остался недоволен качеством издания и годом позже переиздал «Сосен перезвон» в Ярославле у Константина Некрасова, выпустившего также несколько книг самого Брюсова.

Отметив в предисловии, что «огонь, одушевляющий поэзию Клюева, есть огонь религиозного сознания», Брюсов напутствовал и оценивал его как поэт поэта, что видно из инскрипта на фотографии: «Любимому поэту Николаю Алексеевичу Клюеву в знак дружбы, „Издревле сладостный союз поэтов меж собой связует“. Москва. 4 декабря 1912». Отношения распались только после революции, когда Брюсов отрицательно отозвался о собрании стихов Клюева «Песнослов» (1919), напомнив, что приветствовал его дебют. Тот ответил стихотворением «Меня хоронят, хоронят…»: «Песнослову грозится Брюсов изнасилованным пером». Эти строки в сборнике «Львиный хлеб» (1922) адресат прочитал (книга сохранилась в его библиотеке) и коротко отметил в одном из обзоров, что Клюев сохранил «долю той свежести, которая пленяла в его ранних книгах».