Валерий Брюсов. Будь мрамором

Отдел покупал рукописи, которые не брал Госиздат. На это Брюсов в конце июля 1920 года смог получить 20 миллионов рублей^{20}. Покупал не все подряд: требовательность Валерия Яковлевича как рецензента вызывала недовольство отвергнутых, хотя он руководствовался художественными критериями^{21}. Оценивая сборник «От Рюрика Рока чтения» он писал: «„Чтенья“ Р. Рока принадлежат к тем произведениям, в которых молодые поэты ищут нового стили и новых средств изобразиительности. С этой точки зрения, в „чтеньях“ есть интересное и даже ценное. Но, конечно, это интересно и ценно лишь для очень ограниченного круга. […] Возникает принципиальный вопрос, как поступать с таким произведением. Государственное Издательство не может и не должно покрывать их своим авторитетом, но как лабораторный опыт в области поэзии они заслуживают внимания»^{22}. После выхода книги в частном издательстве Брюсов отметил в печати, что это «единственное запоминающееся имя» в группе «ничевоков» и позже призывал «ждать дальнейшей работы Р. Рока над самим собой». Другим направлением работы Лито стала Литературная студия, которую 1 марта 1920 года предложил учредить Вячеслав Иванов при поддержке Брюсова и Луначарского. Уже 24 мая в студии начались занятия. Брюсов вел курсы «вольной композиции», латинского языка и истории литературы^{23}.

В начале октября 1920 года вышел первый выпуск «временника» Лито «Художественное слово» под редакцией Брюсова, на страницах которого Бальмонт соседствовал с Маяковским, Иванов с Пастернаком, Пильняк с Фриче, а сам Брюсов с Герасимовым. Это был если не самый интересный литературный журнал тогдашней Советской России, то самый разнообразный и представительный, а потому — несмотря на официальный статус и участие наркома — вызвал брань ортодоксов. Неприязненно относившийся к Луначарскому, Лебедев-Полянский заявил (правда, под псевдонимом), что «одним ненужным и скучным журналом стало больше», съязвив: «А злые языки утверждают еще, что В. Брюсов — коммунист»^{24}. Второй выпуск «временника», вышедший в начале марта 1921 года, оказался последним из-за реорганизации Лито.

Двадцать второго ноября 1920 года вместо Луначарского заведующим Литературным отделом был назначен Брюсов (заместителем стал партийный журналист Вячеслав Полонский), который уже через два дня пригласил к себе московских поэтов, чтобы выслушать их пожелания. Затем он выступил с докладом на Первой Всероссийской конференции заведующих подотделами искусств Наркомпроса (19–25 декабря), призвав к сохранению и изучению классического наследия — пусть даже с пересмотром «под углом коммунистической точки зрения» — и к «всемерной поддержке и развитию современной литературы, причем должно быть обращено главное внимание на новые искания в области словесного творчества»^{25}.

Пролетарские писатели добились отстранения Брюсова от руководства Лито. 25 января 1921 года он был сменен Серафимовичем и назначен заведующим литературной секцией Отдела художественного образования Главного управления профессионального образования (Главпрофобр) Наркомпроса, позднее возглавил весь отдел, а после реформы Главпрофобра в конце 1923 года и до конца жизни заведовал Методическим отделом художественного образования. 9 февраля Серафимович распустил старую коллегию Лито и попросил утвердить новую, в которой чужих, включая Брюсова, больше не было. Луначарский смирился, хотя недолюбливал Серафимовича и стоявших за ним агрессивных и малокультурных деятелей. В том же году Лито был реорганизован в Институт художественной литературы и критики, а в марте 1922 года вошел в Литературную секцию Государственной академии художественных наук (ГАХН). Академию, целью которой было наведение мостов между властью и лояльной интеллигенцией, возглавил Коган; Брюсов стал одним из ее членов-учредителей.

3

Гиппиус иронизировала по поводу «обязательной дружбы» Валерия Яковлевича с наркомом. Несомненная взаимная симпатия между ними была. В большевистской среде Луначарский казался энциклопедистом и аристократом духа, эмигранты сочиняли про него злые и во многом справедливые памфлеты. До революции Брюсов едва ли стал бы дискутировать с ним. После революции прежних собеседников почти не осталось, большинство новых не радовало, а во власти вообще не с кем было поговорить — не с Лебедевым-Полянским же, которого в литературных кругах прозвали «Лебедев-Подлянский»? Троцкий и Каменев держались с писателями по-барски, а с Луначарским можно было общаться на равных. Трудно сказать, насколько искренними были похвалы Брюсова стихам и пьесам наркома (литературного таланта он, как минимум, не был лишен), но он подарил «Поэту Анатолию Васильевичу Луначарскому» сборник «В такие дни»^{26}, в котором ему были адресованы многозначительные строки:

В ослеплении поднятый молот
Ты любовной рукой удержал,
И кумир Бельведерский, расколот,
Не повергнут на свой пьедестал.