Валерий Ободзинский. Цунами советской эстрады

Пока ехали по разбитым улицам, он всматривался в одноэтажные глиняные домишки, выстроившиеся вдоль дороги, в старый высохший карагач, в туркменку, сидевшую возле вкопанного тандыра с поднятым подолом платья. Она ловко шлепала сырыми лепешками по голой ляжке и опускала на стенку печи.

Когда приехали в гостиницу, узнали, что воды в номере нет. Неля села читать графа Монте-Кристо, а он прилег на кровать. Из полудремы выдернул всхлип.

– Ты чего плачешь? – удивился он, увидев, как Неля вытирает слезы.

– Такой умница, такой благородный, так люби-и-ил! – сильнее заплакала Неля. – За что с ним так? Они жениться хоте-е-ели!

– Ну хотеть жениться и жениться – это разные вещи, – неожиданно принял на свой счет Валера. Словно нежелание жениться делало его менее благородным, чем какой-то корсиканец.

– Он бы женился! Он не такой! Он такой!.. Такой…

– Какой такой? – вспыхнул Валера. – Кто дал ему право вершить суд над другими? Тоже мне… идеальный герой.

– Он выстрадал это! – разгорячилась Неля. – Он столько боли испытал в жизни!

– То есть если причинили боль, имеешь право судить? Он что, Бог?

– А ты представь! Что ему терять? Молодость, семья, любимая… Все утрачено! Хотя бы себя вернуть!

– Себя он вернул, когда откопал клад. Живи да радуйся, женись на любой. Весь мир у твоих ног.

Неля услышала только свое:

– На любой?! То есть для тебя разлюбить так легко?

– Да какая любовь? Она выскочила за другого! Женщина должна ждать, если хочет, чтоб любили!

– Ждать? Сколько вас ждать?!

Неля вскочила и слегка притопнула ножкой. Валера понял, что она снова поняла по-своему, и примирительно напомнил:

– Да ты же сама про Пенелопу рассказывала. Ждала-ждала и дождалась!

– Она-то дождалась, – фыркнула Неля. – А Одиссей отправил в Мантинею, где она умерла в одиночестве. Использовал, вернул себе имущественные права и избавился.

Внутри шевельнулась досада. Будто тычет ему в лицо своим образованием, начитанностью. Раздражение рвалось наружу, но он сдержал гнев:

– Ну неудачный пример! Чего ты, Нель?

Та не ответила и, развернувшись, прошагала в ванную.

– Нель, воды ж нет! Забыла?

Вечером давали концерт во Дворце культуры нефтяников. Несиян с женой Елизаветой выступали с попурри по танцам народов мира: чардаш, полька, баварский вальс и чарльстон. После на сцену позвали Валеру.

В зале оказалось много молодежи. Они вели себя шумно: подбадривали, громко рукоплескали, улыбались. Валера почувствовал раскрепощенность и легкость. То и дело, крутил контрабас вокруг оси, иногда похлопывал по верхней деке, отбивая ритм. А затем нарочно спустился в зал и, остановившись перед засмущавшейся и вмиг прикрывшей лицо краем платка девушкой, проникновенно запел:

– Ты и та, и не та уже, все гляжу, не пойму, почему же ты замужем, почему, почему?

И хотя на лице его отражалась печаль, в глубине души плескалась мстительная досада. Пусть поревнует! Вот не надо сравнивать Ободзинского со всякими Монте-Кристо!

Из Красноводска на юго-восток до первого крупного города добирались по каракумским барханам. Серый саксаул сменялся такими же серыми зарослями песчаной акации. Казалось, все в мире покрылось песком и пылью. Их машина отстала от группы и, встретив старушку на ишаке, обрадовались:

– Ассалам алейкум, апа-джан! Наши не проезжали? – закричал Павел Вайман.

Та недовольно покачала головой, сказала что-то на узбекском, а потом махнула вперед. Вайаман начал переспрашивать, но старушка отвернулась и неспешно поехала дальше.

– Эй, апа-джан… – растерянно протянул Павел.

Валера пояснил:

– Ну что ты не понял? Ваши уже впереди, догоняйте, пацаны.

Древняя столица Бухарского ханства встретила пустынными улицами и дремотной тишиной, приглашая посмотреть свои сокровища. От легендарной крепости Арк по городу растянулись бесчисленные мавзолеи, словно представляя эпохи своих правителей: вот арабские халифы, вот саманиды, карахниды и хорезмшахи, вот монголы и тимуриды, а здесь шейбаниды и мангыты.

Валеру с Нелей одинаково завораживали и старые жилые кварталы с разрушенными серыми улочками, и достопримечательности вроде внутреннего двора мечети Калян, великого минарета Калон Минор или разрушенного большевиками эмирского дворца Шербудун.

– Куда подевались люди? – шепотом спрашивала Неля, рассматривая сказочных птиц из золота и яркой синевы на мозаиках медресе Нодир-Диван-Беги.

Валера пожал плечами и показал на столб, с которого счастливо таращился юноша в фартуке, указывая рукой на лозунг: «Коммунизм утверждает на земле Мир. Труд. Свободу».

– Как странно и чужеродно выглядит этот плакат.

Неля засмотрелась и не расслышала, как их окликнули.

– Ассалам Алейкум, углим[6], – прижав руку к сердцу, наклонил голову сорокалетний узбек, торговавший в переулке. – Купите чирок! Чтоб осветил он жизнь вам и вашим детям.

– Чирок? – взял в руки лампу Валера. – Сколько?

Они начали неторопливо и обстоятельно торговаться. Неля сперва наблюдала, но потом ждать надоело.

– Да зачем тебе этот горшок? – фыркнула она.

– Ты такая начитанная и такая недогадливая, – покачал головой Валера, – это же волшебная лампа! Потрешь – исполнится любое желание.