Когда Чингис поселился в Кушмуруне, крепость была только что закончена постройкой, причем в срок наикратчайший. Следовательно, Кушмуруну придавалось в ту пору серьезное стратегическое значение.
За бревенчатой оградой крепости делалось все беспокойней. В Степи разливался мятеж под предводительством султана Кенесары. Чингис оказался меж двух огней. Мятежник приходился ему близким родичем.
Тот же полковник Ладыженский, через которого декабрист Штейнгель давал Чингпсу подробнейшие инструкции, как собирать степные песни и предания, слал ему строжайшие распоряжения не отлучаться из крепости без особого на то разрешения. Одновременно Ладыженский установил тайный надзор за султаном Чингисом и усилил Аман-Карагайский казачий отряд. А когда Чингис уклонился от высылки пятидесяти благонадежных казахов-проводников в русский Джаргаинагачский отряд, ему пришла грозная бумага от самого командира Отдельного сибирского корпуса и генерал-губернатора Западной Сибири генерал-лейтенанта князя Горчакова, который предупреждал, что время излишнего снисхождения уже прошло и ему остается только назначить на место Чингиса более благонадежного человека.
Уклоняясь до поры от открытого участия в действиях против мятежного родича, султан Чингис никоим образом никогда не поддерживал Кенесары, наотрез отказывался говорить с его посланцами. И Чингис, и Муса Чорманов, и Айганым порешили меж собой с самого начала, что за призывами Желтого клеща[20] к независимости кроется жажда власти над всеми казахами, стремление воссесть на ханскую белую кошму.
Немало смелых батыров сначала ушло под бунтарские знамена Кенесары, но бывало и так, что с ним оставалась только тысяча тюленгутов, принадлежащих ему со всеми потрохами. Аулы бежали от Кенесары, отличавшегося жестокостью и деспотизмом, на север, за линию казачьих станиц. Родич Валихановых, султан Абулхаир Габбасов, откочевал со всеми своими подданными под защиту русских крепостей, и в награду за это русское правительство освободило Абулхаира и его аулы от уплаты ясака на четверть века.
Расстановка сил все больше прояснялась. Кепесары пришлось воевать не столько с русскими, сколько с казахами, которые отказывались примкнуть к мятежу. А русские отряды не спешили с поимкой Кенесары. Военное начальство затягивало кампанию, потому что ему было выгодно кормить солдат дорогим провиантом, класть в карман фуражные деньги, угонять у казахов скот якобы за пособничество Кенесары. Ну и, конечно, Оренбург, как всегда, был рад возможности напакостить Омску. Оренбург, несмотря на предостережения влиятельного султана Малой орды Ахмета Джантюрина, пытался приручить Кенесары, обвинял Омск в неумении находить общий язык с подчиненными ему киргизами и даже выхлопотал мятежнику в 1841 году полное прощение. И что же? Кенесары получил необходимую ему передышку и с новыми силами взялся за прежнее, предлагая России мир на. условии возвращения ему кочевий Аблая. Действия этого претендента на престол отбрасывали Степь в давно прошедшее время, ничего не обещали, кроме смут и междоусобиц. Чингис это видел не хуже Ахмета Джантюрина. Он не верил в возможность образования независимого государства казахов. Если не под властью России, то, значит, еще под чьей-то властью. А рука восточного владыки куда тяжелей, чем у белого царя.
Старший султан Кушмурунского округа Чингис Валиханов в конце концов принял участие в военных действиях. Впрочем, судя по корреспонденции, появившейся в «Одесском вестнике» за 1842 год, крупных сражений не произошло. Султан Чингис выехал в степь вместе с казачьим отрядом, присланным главным образом для охраны его табунов. Эта корреспонденция — первое упоминание о Валихановых в русской печати. Ее автор Александр Алексеевич Сотников — добрый приятель Чингиса, они вместе разбирали конфликты на границе двух губерний.
Но так или иначе за участие в кампании против Кенесары Чингиса в 1843 году наградили золотой медалью на александровской ленте. Надежный ага-султан был избран на должность в четвертый раз и, значит, обрел право на дворянство, о чем и начал хлопотать в 1848 году.
Росли дети, и наибольшие надежды подавал старший. Первенец султана Чингиса и Зейнеп родился в ноябре 1835 года — точно день неизвестен — в крепости Кушмурун, в деревянном доме, отведенном под резиденцию старшего султана округа. Мальчику дали мусульманское имя Мухаммед-Ханафия. Мать стала называть его по-своему — Чокан. Прозвище, придуманное матерью, превратилось затем во всеми признанное имя.
Челядь Валихановых в один голос твердила, что маленький торе[21] поразительно похож на своего великого прадеда. «Вылитый Аблай!» — восклицали и родичи, склоняясь над колыбелью. Младенец дал прекрасный повод напомнить Степи, кто есть Валихановы. В ставку Чингиса спешили акыны — воспеть достоинства знатного дитяти. Согласно правилам казахского богатырского эпоса герой должен с первого года жизни проявить необыкновенные, сверхъестественные качества. До наших дней дошла легенда о том, как рано заговорил Чокан.