Валюта любви. Отважное путешествие к счастью, уверенности и гармонии. Автобиография основательницы бренда Roxy

Преследуем машину фотографа Жоржа Видона во французской сельской местности

Калифорния – просто отстой!

Август 1980 года

Единственная нить, которая связывает меня с моей старой жизнью в Калифорнии, – это редкие телефонные звонки и письма, которые я получаю. Проверяю свой почтовый ящик в агентстве, надеясь на письмо.

Открытка от мамы вводит меня в курс дела относительно ее йоркширских терьеров, а папа пишет о пожарной станции и винтажном автомобиле, над которым он работает. Моя подруга Пенни и я обмениваемся письмами каждые несколько недель. Она рассказывает мне о колледже и своем парне, а я – о модельном бизнесе. В последнем письме она просит меня быть подружкой невесты на ее свадьбе в ноябре. Мой бывший парень Джек в письмах просит меня вернуться домой и уверяет, что хочет на мне жениться. Он даже рисует обручальные кольца на полях. Я покинула его у входа в аэропорт Лос-Анджелеса и надеялась, что большое расстояние положит конец нашим болезненным отношениям. Но он все еще не смирился с тем, что мы расстались.

Аллейн сообщает мне, что пропускает свою ежегодную дизайнерскую поездку в Париж, и спрашивает, могу ли я провести исследование для нее? Конечно, могу. Хожу по магазинам, исследую все линейки купальников в городе и тщательно выбираю перспективные модели, которые могут успешно продаваться на американском рынке. Примеряю их все, закалываю булавками и сопровождаю комментарием, какие изменения нужно внести.

Я отправляю образцы тканей с отделкой, которых нет у нас в Америке, например металлические стразы и тиснение фольгой. Упаковываю вместе купальники, журналы, эскизы и свой дизайнерский отчет и отправляю все Аллейн в Калифорнию. Ободряет, что у меня есть такая задача и мои дизайнерские навыки и творчество снова востребованы. Я почти забыла, что они у меня есть.

Август в Париже – мертвый сезон, потому что все отправляются в отпуск. Спонтанно решаю навестить семью и друзей в Калифорнии. Покупаю билет на самолет и уезжаю, не подумав о возможных последствиях. Я не догадываюсь, что это станет началом движения по нисходящей спирали. Время, проведенное в Париже, изменило меня, но в полной мере осознаю это, вернувшись в Дауни.

Папа встречает меня на терминале авиакомпании Air France в аэропорту Лос-Анджелеса на своем Mustang Boss 302 и демонстрирует его на шоссе 405.

– Вау, папа, похоже, мы едем со скоростью сто двадцать!

– Нет, Джилли, мы едем только на ста, – смеется он.

В ту же ночь на вечеринке у Джека узнаю, что одна из моих подруг спит с ним. Мне это все равно, но не думаю, что подругам стоит спать с бывшими парнями своих подруг.

На неделе захожу в агентство Wilhelmina.

– Джилл! Что ты здесь делаешь? Мы думали, что ты уже не вернешься.

– А я не вернулась, просто зашла поздороваться.

– Ну, посмотрим, как изменил тебя Париж! – говорит Стив, мой агент.

После короткого визита прошу руководителя агентства поговорить наедине в ее офисе. Набрав побольше воздуха, говорю:

– Вы знаете о том, что происходит в Париже, да? Все нюансы?

– О чем ты говоришь? – спрашивает она.

– Серьезно. Вы не догадываетесь? Они заставляют нас ходить на вечеринки, и если мы отказываемся, нас лишают собеседований. О, и они берут семьдесят процентов нашего заработка. Говорят, что это налоги, но я этому не верю.

Она качает головой.

– Paris Planning – ведущее агентство в Париже. Никогда не слышала об этом.

Я определенно теряю время и чувствую себя глупо из-за того, что затеяла этот разговор. Ухожу из агентства и отправляюсь за винтажными покупками на Мелроуз-авеню, а затем в музыкальный магазин Tower Records на Сансет-Стрип.

Куда бы ни пошла, везде чувствую себя аутсайдером. Здешняя жизнь проходила без меня. Кроме того, у меня расстройство биоритмов из-за со смены часовых поясов и первый менструальный период за шесть месяцев. Плохо сплю. Моя грудь, желудок и спина болят. Лежу в постели и чувствую себя омерзительно. Зачем я приехала?

В доме моих родителей ощущаю клаустрофобию. Скучаю по улицам Парижа, кафе и парню в блинном киоске напротив агентства. Хочется поговорить по-французски. Французская речь звучит как песня, красивая и романтичная, легкая, воздушная. Она заставляет меня чувствовать себя умудренной, искушенной. Теперь английский кажется неуклюжим, слишком тупым, серьезным и отрывистым. Мне не нравится это. Скучаю по моей потрепанной маленькой комнате с выцветшими бирюзовыми простынями. Тоскую по Парижу. Я побросала в свой чемодан концертные футболки, подержанную мужскую рубашку для смокинга и галстук-бабочку, которые купила на Мелроуз-авеню, и мои новые ковбойские сапоги с красно-черными ящерицами – и стала считать часы до отъезда.

Я возвращаюсь в Париж в пятницу вечером, когда банки уже закрыты. У меня есть пятнадцать франков – меньше четырех долларов – и этого должно хватить на выходные. На моем ломберном столике ни крошки еды, нет даже арахисового масла. Ложусь спать голодной.