Валюта любви. Отважное путешествие к счастью, уверенности и гармонии. Автобиография основательницы бренда Roxy

В субботу утром покупаю большой пакет порошкового супа «Кнорр», надеясь растянуть его на два дня. От голода у меня бурлит в животе, и, когда больше не могу этого выносить, завариваю крошечную чашку водянистого супа. Я бы никогда не обременила Мадам просьбой о еде.

Из-за моих разладившихся биологических часов весь день сплю и тревожно барахтаюсь в постели ночью. Я разбита, растеряна и печальна. Плачу, но не могу понять причину этих слез. Единственной опорой моего душевного равновесия остается музыка, которая звучит в наушниках моего плеера.

Зачем только я вздумала поехать в Калифорнию? Напрасная трата энергии; самое странное путешествие, какое можно вообразить. У меня такое ощущение, будто меня отправили в космос в ракете, потом ее вернули назад, и я шлепнулась на землю. Я словно потеряна. Где мой дом? В Париже? Что, черт возьми, я делаю со своей жизнью?

В понедельник утром попадаю в банк и теперь могу позволить себе позавтракать. У меня просмотр для двухнедельной работы в Париже, связанной с нижним бельем. Мои груди набухли после менструации в Калифорнии, так что бюстгальтеры и все остальное сидит прекрасно. На следующей неделе, когда начались съемки, моя грудь уже сдулась и бюстгальтеры оказались немного свободны. Клиент закатывает страшную истерику и кричит на меня в присутствии всей команды. Чувствую комплекс неполноценности. Тяжелый стыд и унижение охватывают меня из-за моей маленькой груди.

Каждый раз, когда иду переодеться в гардеробную, часто дышу, чтобы не расплакаться. Перед камерой задерживаю дыхание, стараясь заполнить объем бюстгальтера, и беспокоюсь, что камера уловит мою грусть. Я в психологической яме.

После марафона девятидневной съемки это истязание закончилось. Моя спина окаменела и болит от позирования в нижнем белье. Небо в тучах, серое и довольно темное, когда покидаю студию. Наконец-то могу отпустить своего внутреннего стража.

Когда пересекаю вымощенный булыжником мост по пути к остановке автобуса, меня будто что-то ударило, и я ощущаю растерянность. Слышу комментарии клиента по поводу моей груди, снова и снова звучащие в моей голове. Ненавижу себя и чувствую виноватой. У меня перед глазами мгновенно возникает папина стена с порно и слышу его голос: «У нее груди идеальной формы и размера, Джулли». Но мои не такие, и все огорчаются по этому поводу. Почему размер груди так чертовски важен? Но все обстоит именно так. Эта работа позволяет мне оплачивать жилье.

Сижу в хвосте автобуса, отстраненная, скрывая слезы и находясь в кататоническом ступоре. Всю дорогу до Мадженты не отрываясь смотрела в окно. Выхожу из автобуса и медленно иду по своей улице, здороваюсь с проститутками, которых вижу здесь каждый день. Они всегда навевают на меня грусть. Смотрю, как они торгуются и садятся в машину. Они вернутся на свой пост, в свой дверной проем, достаточно скоро, и будут там стоять, куря, в ожидании следующей работы. Но разве работа модели чем-нибудь отличается? Мы сдаем наши тела в аренду с почасовой оплатой. Интересно, какова их почасовая ставка по сравнению с моей?

Преодолеваю пять лестничных пролетов, стаскиваю с себя одежду и залезаю в кровать. Дотягиваюсь до Библии, которую мне дали родители моей подруги. Я так и не смогла преодолеть библейские родословия, поэтому использую ее как дневник и пишу на пустых страницах в конце книги. Хватаю ручку и пишу Богу, которого не знаю. Пишу, готова выполнять любую работу. Это не обязательно должна быть работа модели. Могу работать на лесопильном заводе, если это то, что мне суждено делать. Мне все равно. Я устала от борьбы. Мне нужен новый фокус, который мне подходит. Не могу жить как в тумане. Слышу голос, который говорит: «Люби парижан». Я впускаю этот совет в мое сердце.

На протяжении нескольких дней нахожусь во власти этого послания и стараюсь излучать немного любви, когда еду по городу по своим делам, – простые вещи, например помощь пожилым людям. Пытаюсь расположить к себе некоторых не особо отзывчивых пожилых парижан. В конце концов, они пережили Вторую мировую войну, нацистскую оккупацию и десятилетие послевоенной нищеты. Они не такие дружелюбные, как Мадам или молодые официанты в моем любимом кафе. Тяжелая жизнь сделала их холодными и ожесточенными.

Когда вхожу в красивый бутик и пожилая продавщица иронизирует надо мной, я тепло улыбаюсь ей. И совершенно потрясена, когда она улыбается в ответ. Чувствую, как любовь наполняет меня. Проделываю это в автобусе, на улице и в общении с бездомными.

Однажды в метро слышу свой внутренний голос: «Сойди у “Мадлен”». Думаю, почему бы и нет? Итак, выхожу на станции «Мадлен», и внизу лестницы крохотная, горбатая старушка присела рядом с огромной коробкой, а толпы людей проносятся мимо. Никто не остановится, чтобы спросить, не нужна ли ей помощь. Приближаюсь и робко спрашиваю, могу ли чем-то помочь. Она кивает, все еще сгорбившись, и говорит: «Oui, Oui, s'il vous plaît» («Да, да, пожалуйста»).