– Почему? Мне хочется, чтобы оно было у тебя. Это много значит для меня.
– Извини, но действительно не могу.
Думаю, я обидела его, потому что его по-мальчишески радостное волнение меркнет, когда он возвращает кольцо в сейф. Затем он резко снимает с вешалки белую рубашку к вечернему костюму.
– Как насчет этого? Это ты можешь принять?
Я киваю, глядя на него, пока он окутывает ею мои плечи. Чувствую себя маленькой девочкой. Уверена, он задается вопросом, что, черт возьми, со мной не так.
– Ты все-таки выясняла, какой фрукт я дал тебе в Париже?
– Нет, а что это было?
– Африканская рогатая дыня. И вот мы находимся в Африке. Ты съела ее?
– Нет, не могла понять, как это открыть и съедобно ли это вообще.
– Нужно использовать нож.
– Рада это узнать. В следующий раз воспользуюсь ножом.
Мы обнимаемся.
Позже на этой неделе Аднан отдает кольцо с большим бриллиантом своему управляющему имением, Фрэнку, тому козлу, который терроризировал меня в африканской саванне. У меня такое чувство, будто меня предали, ударили ножом в грудь. Во всяком случае, это кольцо, вероятно, не так много значило для него.
Время в Кении проходило в духе гедонизма – секс, еда, плавание, сафари и потом все сначала. Хотя АК объяснил ситуацию с «женой для удовольствия», до меня не доходило, что Сабина, девушка, которая присоединилась к нам в Испании, играет ту же роль. Когда оглядываюсь назад, зная об этом факте, понимаю, почему она была так холодна ко мне.
Мне хочется остаться в Кении и отправиться на Канарские острова с Аднаном, но я обещала быть подружкой невесты на свадьбе моей подруги в Калифорнии. Пилот Аднана доставляет меня из ранчо в аэропорт Найроби на небольшом винтовом самолете. Мы попадаем в страшную грозу, и вокруг нас бьют молнии. Самолет ныряет на сотни футов. Я в ужасе, но сдаюсь на милость непогоды, в надежде, что высшие силы контролирует ситуацию.
Когда пилот сажает самолет в аэропорту Найроби, он говорит:
– Мы сделали это! Не хотел тебе говорить, но это была самая ужасная гроза, в которую мне доводилось летать.
Прохожу в терминал, все еще потрясенная тем, что мы выжили.
После такой встряски невольно задаешься вопросами: «Почему меня пощадили? Для чего я живу?»
Аэропорт Найроби – абсолютная противоположность моему уединению с Аднаном. Бедность Африки видна повсюду. Грустные, изможденные лица, грязное тряпье вместо одежды, скрепленные скотчем коробки вместо чемоданов. Я окончательно вернулась в реальность – меня уже не коробит от слов «тревожные», «удручающие» и «смущающие». Через три часа, проведенные в этом убийственном терминале, сажусь в переполненный вонючий одиннадцатичасовой рейс до Парижа.
Спешу в свою квартиру, чтобы собрать немного вещей и предупредить Мадам о своем отъезде примерно на неделю. Захожу в свое новое агентство и узнаю, что меня забронировали на три недели для журнальной публикации в Милане, Италия, сразу после свадьбы. И мне уже пора в аэропорт Шарля де Голля, и снова одиннадцатичасовой перелет в Лос-Анджелес.
Во время долгого полета размышляю о переменах в моей жизни за последние восемь месяцев. Я наконец-то делаю успехи как модель, но это не имеет для меня того значения, как это представлялось мне раньше. Сначала ненавидела Париж, но теперь его люблю – это мой новый дом. Я вышла из неудачной связи с Джеком и теперь нахожусь в новых, прекрасных отношениях с Аднаном. Потеряла нескольких друзей, с которыми вместе росла, но приобрела много новых. Раньше была слепа к играм вокруг модельного бизнеса, но теперь, может быть, знаю слишком много.
Еще исполнила мечту всей жизни – побывала в Африке. Плавала в новых океанах и морях. Не заботилась о еде – меня кормили слишком обильно. Я была бедна, но жила в богатстве. Носила одежду с блошиного рынка, а также творения парижской высокой моды – Paris Couture – ручной работы.
Токио или Милан?
После таможни в международном аэропорту Лос-Анджелеса я успеваю как раз к ужину после репетиции бракосочетания Пенни в «Приятном крестьянине», французском ресторане в Дауни. Это хороший переход, возможность поговорить по-французски с владельцами ресторана в моем родном городе. Так как это происходит 31 октября, после ужина встречаюсь с друзьями на вечеринке с пивом по поводу Хэллоуина, как в старые времена.
Утром присоединяюсь к Пенни и подружкам невесты в комнате новобрачных в церкви. Я считала их консервативными и богатыми девочками; они из Северного Дауни, а не из Южного Дауни, как я. Они нервно хихикают, раздеваясь перед друг перед другом, так, будто большое дело – раздеться до бюстгальтеров, длинных комбинаций, колготок и бабушкиных панталон, а я только что разгуливала топлесс по берегу Индийского океана. Все эти девушки из крепких, любящих семей, которые защищают их от внешнего мира. Я здесь только по одной причине: Пенни.