Валютчики

— Лишь бы нас не разогнали. Идти, братцы, некуда. Избранный президент гнездо никак не замаскирует. В других странах новые главы берутся за обеспечение населения рабочими местами, у нас последние мастерские закрываются. «Ростсельмаш» по частям распродается. А у меня семья, двое детей.

— Плодиться надо вовремя, а не на власть обижаться. В России испокон веков жизнь ничего не стоила.

— Пошли лепить горбатого к стенке. Иначе в России останемся. В Калифорнии уже американских вывесок из-за красных плакатов не видать.

— Тамошние аборигены ограничения вводят. Наплыв как цунами.

— Кончай базар. Клиент оборота требует.

Разговоры не затихали до суда над Призраком. Рассказывали, он продал большую часть собственности. Не помогло. Отец, такой же комковатый крутолобый мужик в шестьдесят с лишним лет, продолжавший работать на валюте, обил нужные пороги. Бестолку. Суд приговорил бригадира к восьми годам лишения свободы. За незаконную торговлю валютой в особо крупных размерах. Место занял Аршин, длинный, худой меняла с края, на каком маячил Призрак. Спринтера, заместителя бригадира, не утвердили. Маховик намолота взялся раскручиваться по новой. Разница между валютчиками существовала в одном — в массе денег. Принцип оставался одинаковым.

Приближался конец первого года нового тысячелетия и столетия. Кажется, его считали переходным из прошлого в настоящее. Изменений не ощущалось, разве прибавилось природных катаклизмов. То какую страну дожди зальют, вторая от жары высохнет. В Африке с Индией самолеты с неба посыпались, в Европе с Америкой корабли взялись переворачиваться Особенно танкеры. Пропитанные нефтью перелетные с водоплавающими не могли сделать шага, не то, что взлететь. Трансляции с места событий добавляли новых огорчений. Кровь, хаос, неразбериха, несмотря на внешнее спокойствие. Противоестественность помогала вырабатыванию не адреналина, а угнетающих компонентов. Думами начала овладевать тоска зеленая. Зачем торчу на рынке, теряю время. Занялся бы плетением лаптей, глядишь, кто купил бы. Деньги крутятся не здесь. Внизу бабки только куются. Затем передаются наверх, где ничего не делают, но знают, как ими распорядиться.

— Андреевна, где и с кем будешь проводить Новый год? — похлопав перчатками по бокам, спросил я у соседки, успевшей продать не одну бутылку разбавленного пойла. Морозец придавливал.

— С кем его встречать? — отвернула конец пухового платка женщина. — Внук намылился в гости. Дочки если придут поздравить. Справлять будут семьями. Сама.

— Народ старается в стаи сбиться.

— Собирались. В советское время. Теперь чего колобродить, когда одиночек больше, чем семейных. И те как собаки, кто сколько заработал.

— Запоздало прозрели, любви-то не было. Вот и начали подбивать бабки. В семьях, созданных по уму, их не считают.

— Хочешь сказать, при коммуняках жили без любви? Как же детей плодили, внуков дожидались?

— По инерции. Да праздники веселья прибавляли. Оглядывались под конец жизни. А она прошла. Никчемная.

— Сейчас кчемная? Сегодня и не хотят жить семьями, потому что детей кормить нечем. Самим бы не пропасть.

— Зато все просчитают, чтобы претензий меньше было.

— Разве это любовь? На подсчетах.

— Крепче той — с разгона. Взял бы я сейчас, городской житель, деревенскую бабу, у которой образование сводилось к восьми классам с кулинарным училищем. С крестьянской смекалкой находиться при куске хлеба. Учиться не давала, в стойле держала, пока путы не порвал, да не сдернул.

— Далеко?

— Что далеко?

— Сбежал, спрашиваю, далеко?

— Не очень, — отвернул я лицо.

— Вот именно, — указала пальцем Андреевна. — Тот на тот менять — тот и получится.

— Дело не в нем, — сдержал я закипевшую было энергию. — Советский Союз варился в собственном соку. Пример взять не с кого. Поэтому и второй раз вперся в деревенскую. Не учись, да вы не учитесь, по углам скребетесь. Детям головы забивать не смей. Читай поменьше, побольше по хозяйству занимайся. Не успел квартиру получить, от перенапряга заболеть — развод. А был бы американский пример, сначала узнал бы, что отец у нее пил, мать его гоняла как собаку, на суету в колхозе оба способными не были. Больше воровали. По их стопам и дети пошли. С какими генами дочь родилась, какое отношение к мужчине сложилось? За то, что уродовался на формовке, тарелка борща на стол. Задержался в редакции, в издательстве — голодный. А я стремился к тому, что разумные люди приветствуют. К знаниям.

— Она не понимала этого учения, — задумчиво сказала Андреевна. — Дочка, когда в техникуме училась, головой страдала.

— Ты была против, — усмехнулся я.

— Не против, но…. Наше дело, чтобы муж был сыт, обстиран, обласкан. Науками пускай занимаются городские. Лбы крепкие, сами смышленые.

— Разные мы люди, — после паузы сделал я вывод — Какие девочки набивались, умненькие, с дипломами. Боялся потерять независимость. С крестьянками куда легче.

— Примера американского не было, — подковырнула Андреевна. — Сегодня бы здесь не стоял.