Это была первая профессия, с которой сын давно расстался. Я вытащил из барсетки пятьдесят рублей, под кривые усмешки вложил в карман куртки. Оба выглядели опрятно, сыто. Пятьдесят рублей ребятам за то, что бегали сдавать сто долларов по моей просьбе. Надо быть справедливым, задание они выполняли.
Они подъезжали не раз, но я не давал ломаного гроша.
За день до праздника объявилась Наля. Не разговаривал с ней больше сотни лет, с тех пор, когда поделилась мечтой об открытии дела. С другими парнями видел. Повыпендривавшись на высоких каблуках итальянских сапог, Наля сбила на бок на пышных волосах меховую шапочку:
— Привет, старый друг. Скоро Новый год.
— Здравствуй, милая моя, я тибе дождалси. И ты говоришь правду.
— С кем встречаешь?
— Сам с собой.
— Кто бы поверил, — насторожилась Наля. — Действительно никого? Даже на примете?
— Одна ты, даже королеву не надо, — улыбнулся я. — Была с заскоками, не дай Бог сглазить, оставила в покое. Обрадуюсь, если вышла замуж за школьного друга. Как у тебя? Не сошлась? Говорила, ребенок не желает признавать никого, кроме отца.
— Папа опять сидит. Как пил, так не просыхал до ареста, — Наля покосилась по сторонам. Заиграла темными глазами. Про верность спрашивать у донских красавиц даже неприлично. Сама не подставится, силком возьмут. — Еще место хочу открыть. Сейчас печенья разные, крекеры, сухари. На конфеты глаз положила. Сосательные, они хорошо разбираются.
— Это дело, — улыбнулся я. — Сбежала из бригады дворников? Возвращаться не желаешь?
— Зачем тогда увольняться, — передернула плечом женщина. — Разве запамятовал о том разговоре?
— Не забыл, хотя воды утекло немало, — подмигнул я. — Видел тебя с Вагитом. Нормально смотрелись.
— Полгода тасовались, — опустила глаза Наля. — Зверек он и есть зверек. Сначала одаривал. Платье купит, туфли принесет. Колечки разные… Потом принялся давить. У них до сих пор первобытно — общинный образ жизни. Сколько месяцев проходу не давал.
— С кавказцами ужиться сложно, — согласился я. — Ты не такая, тебе нужно много, желательно сейчас. Не так?
— Не так, — засмеялась женщина. — Не помешала бы ненавязчивая поддержка. Но в рабстве, в золотой клетке, дня не выдержу.
— Этого не предлагал, содействие всегда, — завернул я разговор. — Как насчет Нового года?
— С удовольствием, — согласилась бывшая подружка. — Человек ты проверенный, лишнего не позволишь. И деньги останутся при мне.
— О, как заговорила. Разбогатела.
— Что есть, упускать не собираюсь.
— Тогда в порядке.
— Книгу не выпустил?
— Много запросили.
— Не стану напоминать, чтобы не расстраивать. Я за тебя всеми частями тела. Так когда и где?
— Придешь одна или с сыном?
— Мальчик будет у родителей. На дни праздника я свободная женщина.
— А пахать кто будет?
— Две пожилых девушки работают с процента от продажи. Сама кручусь в подсобке. Рядом с Генкой. Заглядывал, когда забегал к нему.
— Не помню… Во сколько закруглишься?
— Отвезу парня и как ветер. Надо сварить, нажарить. У тебя по прежнему колбаса, сок, плавленные сырки, змеиный супчик? Ничего не забыла?
— Про хлеб не сказала. Может, сюда подойдешь? Понятия не имею, что на праздники люди покупают.
— Развелся лет двести назад, с тех пор только временных баб таскал. Какой женщине интересно готовить, стирать, скрести, если на другой день надо убираться.
— Некоторых я задерживал. Но, самому себе иной раз не веришь. Что ты скажешь?
— Приду. Откровенно, на это и рассчитывала. Женщина чувствует, когда мужик один.
— Ну, блин, везде тупой. Что в валюте ни бельмеса, что в отношениях. Короче, жду. С нетерпением.
— Заметано, — мотнув метлой пушистых волос, Наля с места набрала скуттерскую скорость.