Валютчики

Как быстро летит время. Я поглядывал на сидящую напротив модно одетую, причесанную Налю. Силился избавиться от навязчивых мыслей, что седой, старый. Что нашла, когда вокруг…. До двенадцати ночи было часа полтора. Измотанные постелью, сервировкой, опять постелью, мы отдыхали. Поцокивала музыка из магнитофона, темнел экраном телевизор. Толку включать его сейчас не было, на телеканалах тоже готовились к приходу придуманного, наяву никем не встреченного, нового года. Кто видел Бога? Никто. Но сочинили о нем столько книг, что остается положить одна на другую, и, если не получилось с Вавилонской башней, дотянуться до неба с шатких стопок. Так и с Новым годом. У Юлиана был свой календарь, у Цезаря свой, у папы Григория ХIII совсем родной. Но любой из них не дает возможности пощупать нового младенца или уходящего седого старца. Недаром древние книги говорят, что все вокруг суета сует, зыбкий мираж. Сон, если сказать проще. Я успел устать. Наля плавала как в тумане. Незнакомка под вуалью: «вот она была — и нету». Дальше суровые будни для воплощения множества идей в реальность. Есть ли это на самом деле? Расслабленность просочится сквозь телесные поры — и растает. Но в природе пустоты не бывает. Пространство заполнит то, что окажется ближе. А рядом, как всегда, самые большие гадости, от которых отбиваешься чем попало. Опять искания своего пути. Не лучше ли приторчать у придорожного камня, обходясь тем, что вокруг. Нет, это похоже на свинство. Значит, родился, поднял паруса, и лови ветер до конца бытия. Когда будешь не властен даже над пылинкой, чтобы сдуть ее с ладони, пусть Время расставляет поступки в жизни по законным местам.

— Хорошо у тебя. Спокойно, — ровным голосом сказала Наля. — Чувство, словно за пазухой у доброго великана. Никто надо мной, и я никому.

— Спасибо. Ты не ведаешь, что здесь творилось, когда пил.

— Знать не желаю. Не для того набивалась, чтобы выслушивать басни о сексуальных похождениях с крутым мордобоем.

— Ты действительно ощущаешь комфорт?

— А что?

— Однажды мне высказали, что первый этаж с зарешеченными окнами походит на камеру в тюрьме. Если в подъезде что-то случится, даже с дверным замком, деваться некуда.

— Куда побежишь с пятого этажа, если на лестнице что-то произойдет?

— Ну… там балкон. С него на другой.

— Балкона нет? Квартирой ниже тоже?

— Ты права. Решетку и молотком выбьешь. Земля рядом. С пятого этажа планировать больнее.

— С чего такие мрачные мысли? — Наля поудобнее уселась на стуле. — Не перетрахался?

— Устал. Но больше влияние центрального рынка. Как начал там деятельность, появились неприятные раздумья. Чем дальше, тем их больше.

— Согласна, монотонность превращает человека в робота. Ответь, как же на заводах, фабриках? Люди не увольняются десятилетиями.

— Так же, Наля. В учреждениях, лабораториях, институтах одинаково. Почти сто процентов населения составляют роботы, которыми удобно управлять. Включим телевизор, и станет скучно от каждодневного однообразия. Редко картину освежит полет мысли, живая струя. На Западе программы рассчитаны на то, чтобы можно было уйти от будней. Забыться.

— Реальность так страшна?

— Не то слово. В цивилизованных странах люди придумали клубы по интересам. Тесное общение сильное лекарство от дум, поисков смысла жизни.

— А он есть, этот смысл? Если да, в чем заключается?

Положив руки на стол, Наля воззрилась немного восточными глазами, чем подтвердила мысль о прелести живого соприкосновения. Она и сама догадалась, смущенно затрепетав ресницами.

— Странный разговор перед встречей Нового года, — завозился я на кресле. — Тебя это не настораживает?

— Нисколько. Я призналась, что специально подошла, что с тобой приятнее, чем с другими. С ними я успела бы натрахаться, накачаться водкой. И отрубиться под бормотание рядом очередного хряка.

— Мы тоже поработали.

— И остались трезвыми. Может, впервые за взрослую жизнь я встречу приход неведомого как белый человек. Хочу всем существом ощутить волну новизны. Честное слово, заранее начинаю дрожать.

— А когда встречала с Вагитом?

— Значит, нравлюсь, — засмеялась женщина. — Представление о кавказцах у тебя книжное. Хлещут не хуже наших, когда запьянеют, побитой быть обеспечено. Если интересовало это, я ответила. Мечтаю послушать тебя.

— Смысла не ведаю, — задумчиво постучал я по столу ногтем. — В Библии написано без обиняков: плодитесь и размножайтесь.

— И не берите лишнего в рот, — фыркнула Наля. — Прости, я вся внимание.

— И не бери лишнего на себя. Но в той же Библии, в других книгах, прослеживается мысль, что за жизнь человек способен сотворить из себя Бога. Нужно малость — отказаться от мирского. Тогда откроются горизонты познаний.

— Эта малость по меньшей мере странная, — посмотрела на меня Наля — Кто будет растить хлеб, плодить детей? То есть, продолжать род человеческий, его дела. Святым духом питаться?