Валютчики

— С умными проще. Обходятся дешевле, — не обиделся я. — Не купят сапоги за две тысячи, чтобы через месяц выбросить, а возьмут за пять, поносят пару лет, сдадут в комиссионный. Добавят мелочь, снова щеголяют в модной обуви. Так и с одеждой, и по всей жизни. Поздно простые истины до нас доходят.

— Созрел, начинай работать, — отодвинулась Андреевна. — Клиент плывет. Как раз под тебя.

Статная женщина подошла ближе, посмотрела на меня. Оглянулась. Андреевна пошла к холодильникам, она никогда не следила за действиями.

— Вы кого ищете, или что хотите узнать? — обратился я к даме, отметив, что одета в фирменное.

— Здесь молодой человек стоял, плотный, — неуверенно начала женщина. — Он менял доллары.

— Мы тоже, — придвинулся я ближе. — Не похож?

— Что-то есть, — более пристально вгляделась клиентка. — Но я приношу большие суммы.

— Какие?

— Три тысячи.

— Простите, оборот не по мне, — замялся я. — Коли желаете, могу на вас поработать. Если срочно нужны российские деньги.

— Нужны. Как вы поработаете?

— Обменяю тысячу долларов. Сбегаю на рынок, сдам. Так три ходки.

— Сразу нельзя?

— Крупной суммой не располагаю.

— Значит, у вас денег на тысячу.

— Именно.

— Все и сразу не получится.

— Можно, — решился я. — По какой цене хотите обменять?

— В сбербанках показатель двадцать семь тридцать, я сдавала здесь по двадцать семь пятьдесят. Такой расклад устроил бы.

— Подождите возле дверей магазина, я спрошу. Минут пять.

— На этом месте крутился другой человек, рядом стоял почти одинакового возраста с вами.

— Наверное, вы имели дело со Сникерсом. Вторым был Папен. В пуховике, в пушистой шапке. Лицо красное.

— Описали точно.

— Они ушли еще в три часа. Я стараюсь во вторую смену.

— Тогда не теряйте времени.

— Мадам, я мигом.

Я рванул в середину, придумывая, с какой цены начать вымораживание. Днем не было проблем подвалить к армянам, к Молодому с отцом. По двадцать семь девяносто взяли бы. Пикинез с Красномырдиным заведут тягомотину, не рад будешь навару. Последнего в расчет вообще брать не стоит, он вертится на золоте. Денег меньше, навар больше. Кого обвесил, кто отдал за бесценок. Если ворованное — пополам. Надо проскочить вдоль всего ряда, глядишь, кто из крутых задержался. Но валютчики снимались рано, не встряхнувшиеся еще от событий года. Пришлось возвращаться на начало.

— Зря галопом проскакал, — ухмыльнулся разгадавший задумку Красномырдин. — Теперь если буду брать, то на червонец дешевле.

— Могу отправить клиента домой. Ни тебе, ни мне, — отпарировал я. — Буратинка богатенькая.

— На какую сумму? — не утерпел почти трезвый приятель.

— Три штуки баксов.

— Новыми купюрами?

— По виду клиентки — да. В фирме.

— Говори цену. Только не подпирай, конкурентов нету.

— Есть, — не удержался я от интрижки. — Можно к Алику — дагестанцу, что торгует газводой.

— Торговал, — перебил Красномырдин.

— Он в мясном, — пожал я плечами. — Там и его контора.

— По сколько хочешь предложить? — Вышел из себя меняла.

— По двадцать семь девяносто возьмешь, клиент твой.

— Почему не по двадцать восемь? — оборзел Красномырдин. — Или по двадцать восемь пятьдесят. Все валютчики сбегутся, даже кто домой свалил.

— По какому курсу возьмешь? — Проклятое безденежье, доведет оно до ручки. Или замочу какого красномырдина, или с рынка уйду. — По двадцать семь?

— Двадцать семь и семь в самый раз.

— Двадцать семь и восемь, я иду за клиентом. Три тысячи.

— Семьдесят пять, — попытался дослать шар коллега.

— Восемь. Женщина сдает Сникерсу с Папеном. Потолок знает.

— Уговорил.

— Договор дороже денег.

— Опять наколол. Договорился по двадцать семь двадцать?

Через пять минут женщина влезала в ларек. Я закрыл дверь на крючок. Она оглянулась, сосредоточила внимание на Красномырдине, который принялся изучать пачку новеньких баксов. Я взялся за обследование фальшивой витрины с фотопленкой, деталями для дешевых «мыльниц», батарейками, прочим. Ассортимент не обновлялся, покрываясь слоем пыли. Когда прошло время, обернулся на коллегу. Тот начал проверять баксы по второму кругу. Спина женщины в модном пальто выгнулась. Она чуть наклонилась, теребя кожаные перчатки. Что клиент волновался, было понятно. Но вид дамы говорил, что настороженность не от страха за капиталы, от раздражения на валютчика, который долго возится. Казалось бы, если доллары настоящие, пусть копошится. Но ощущалось другое. Я придвинулся ближе. Красномырдин шмыгнул сизым носом:

— Доллары брать не буду, — заявил он.

Дама оперлась кулаками о стол, посмотрела на валютчика, оглянулась на меня. Раскрыв висящую через плечо сумочку, бросила туда перчатки. Спокойно спросила:

— Вам не понравился их внешний вид?

— Хоть внешний, хоть внутренний. Я связываться не желаю, — в своем амплуа заявил Красномырдин, возвращая пачку женщине. — Если писатель захочет, пусть забирает. Он мастер подгонять кого попало, не отвечая ни за что.

— У него нет столько денег, — низким голосом остановила коллегу дама. — И я не кто попало. За подобное сравнение вы можете поплатиться.

— Всю жизнь расплачиваюсь, — завозил рукой по столу Красномырдин. — Разговор окончен.