Валькина жизнь

– Это хорошо, – кивает Зинаида. – Но все равно ведь будут упрашивать остаться. Да только ты, уж если решила уходить, то давай.

– Я дам, – кивает Валя, – в смысле, решила, да. Окончательно.

– Ты, надеюсь, понимаешь, что такую зарплату, как на стройке, я тебе обеспечить не смогу? – интересуется Зинаида Петровна.

– Понимаю, – снова кивает Валя.

22

На стройке Валино увольнение, как и предполагала Зинаида, воспринимают в штыки. Первое ее заявление Погребельный просто рвет на мелкие кусочки и выкидывает в мусорную корзину.

– Ты этого не писала, а я этого не читал, – бурчит он. – Мастеров не хватает.

Вале приходится долго объяснять прорабу причину своего увольнения. Она рисует ужасающую картину своей жизни в качестве матери двух малолетних детей.

– Не ты первая рожала, – опять бурчит Погребельный. – Только из второго декрета вышла. И вдруг – как нож в спину! Не насиделась еще дома, что ли?

– Так я же и дальше будут работать. Не дома сидеть. Но на стройку уж больно далеко ездить. Не справляюсь я с домом и этой работой, – ревет Валя.

– С работой справляешься, – уточняет прораб.

– Но у меня еще и дети есть, – всхлипывает Валя.

– А у меня мастеров нет! – парирует прораб.

Пробившись дня три, Валя все же заставляет Погребельного подписать ее заявление. Отработав две положенные недели, она переходит в ЖЭУ. Работа здесь, как и следовало ожидать, оказывается нервной. Вале приходится бегать по квартирам, составлять акты протечек и заливов. Жильцы обвиняют ее во всех смертных грехах. А вечно пьяных слесарей найти и заставить работать бывает труднее, чем поймать золотую рыбку в синем море. Так что, в конце концов, забежав в очередной раз по какому-то делу к Зинаиде Петровне, Валя не может сдержать слез.

– Ты с ними мягче, прогрессивки лишай в самом крайнем случае, – имея в виду слесарей, делится с ней искусством жилкомхозной кухни Зинаида Петровна. – Других нам все равно не найти. Кто не пьет, тот в море ходит. Он на нашей зарплате сидеть не станет.

– Да и те, что в море ходят, пьют не меньше, – со знанием дела фыркает Валя.

Зинаида пристально смотрит на нее, но, ничего не став уточнять, продолжает:

– А что касается жильцов, тот и тут смирись. Жильцов мы не выбираем. Они, как говорится, богом нам даны. Многие еще вчера в бараках жили. Такие при хорошей жизни становятся особенно щепетильными. А ты кивай им и поддакивай.

– Да как же тут поддакивать? – вздыхает Валя. – Вон бабушка из сорок третьего дома, квартира двадцать пять, меня проституткой назвала. И это за то, что у нее вентиль потек в туалете.

– В таких случаях ругайся, – разрешает Зинаида. – Такое не терпи.

– Она жалобу напишет, – разводит руками Валя.

– И пусть, – урезонивает ее Зинаида Петровна. – Бабушка твоя жалобу кому напишет? Правильно, мне. А мы ее тут и похороним, в столе. Не бабушку, конечно, а жалобу.

– Хорошо, – кивает Валя и снова отправляется на коммунальные баррикады.

Чтобы хоть как-то отблагодарить добрую Зинаиду Петровну, она приглашает ее к себе в гости. Сама она так гордится своей отдельной квартирой, что ждет от гостьи какой-то похвалы. Но Зинаида относится к Валиному жилью весьма скептически.

– Дом-то ужасный, конечно, чего уж тут говорить, – заявляет она сходу. – Как ты, Валюша, без горячей воды двух детей да мужа обихаживаешь?

– Справляюсь, – лепечет расстроенная Валя.

– Тяжело, наверное, – качает головой Зинаида. – Надо чего-то делать.

– В смысле? – не понимает Валя.

– Вас четверо, дети разнополые, подавай на расширение, – деловым тоном поясняет гостья. – На будущий год нам, коммунальщикам дадут целый подъезд в новом доме. Я уж постараюсь что-нибудь там для тебя выбить.

– Зинаида Петровна, – восклицает Валя, обнимая начальницу, – хороший вы мой человек. Да я и этой-то квартирой довольна, как слон. Куда уж мне больше. Стыдно так себя вести. Люди вон в коммуналках всю жизнь маются.

– И пусть маются, – урезонивает ее Зинаида Петровна. – У них своя жизнь, а у тебя своя. И ее надо как-то устраивать, раз уж зацепилась ты здесь, на Севере. А и захочешь уехать, так будет на что выменять жилье на своем юге.

– Да неудобно же, – протестует Валя, немного обиженная таким пренебрежительным отношением гостьи к ее квартире.

– Неудобно на потолке спать, – парирует Зинаида Петровна. – Есть в доме бумага? Садись и пиши заявление на мое имя. Текст я продиктую.

23

Пашка приходит из очередного рейса в начале августа – загорелый до черноты. Поцеловав Валю в подставленную щеку, он кидается обнимать детей. Ирина увертывается из его растопыренных рук с ловкостью, достойной лучшего применения.

– Да ладно, папа, – фыркает она. – Я тебя тоже люблю.

Четырехгодовалый Степан не столь изворотлив, поэтому Пашка ловит его и подхватывает на руки. Уколовшись о жесткую щетину на отцовской щеке, ребенок плачет. Пашка теряется, ставит сына на пол и неуклюже разувается. Вале становится жалко мужа.

– Они тебя просто редко видят, – говорит она. – Отвыкли.

– Ага, – кивает Пашка.

– Сводишь их куда-нибудь, – продолжает Валя.

– Ладно, – снова кивает Пашка, проходя на кухню.