— Есть, ваше высочество, — оживился Рейнкрафт. — Пусть мне отрубит голову вон тот замечательный палач, который так неосторожно застрял в собственном кресле. Я слышал, он очень искусный мастер.
— О, я думаю, он с большой охотой и удовольствием исполнит свой долг! — захохотал герцог так, что даже отцы-инквизиторы не смогли сдержать улыбок. — Кроме того, мне действительно очень не хочется отдавать тебя в руки простого полкового палача, — добавил герцог, — чтобы твоя казнь превратилась в настоящий праздник для знатоков и тонких ценителей, нужен мастер своего дела.
Аббат Кардиа не уловил скрытой иронии в словах герцога и с завистью поглядел в сторону всё ещё не пришедшего в себя шверинского палача.
— Однако, я требую, — грозно произнёс герцог, обращаясь к Рейнкрафту, — дать слово рыцаря, что в темнице моего замка ты будешь вести себя кротко и смиренно и не станешь искать повода и случая для побега и, в конце концов, достойно взойдёшь на эшафот.
— Даю слово рыцаря, — не колеблясь, ответил барон, тем самым начисто отрезая себе все пути к спасению и хлопнув себя ребром ладони по шее ниже затылка, добавил: — Лучше лишиться головы, чем оставаться в обществе этих вонючих монахов!
Отцы-инквизиторы при этих словах зашевелились и зашипели, как потревоженный клубок змей.
— Этого достаточно, — сказал герцог, не в силах скрыть улыбку. — Отведите его в мой замок и обеспечьте всем необходимым, а также проследите, чтобы был надлежащий уход и содержание, достойные его рыцарского звания. Прощай, барон! — С этими словами герцог в сопровождении генерал-вахмистра покинул застенок.
Гауптман Деверокс задержался на пороге, дружески подмигнул барону и отдал приказ гвардейцам. Они, выхватив шпаги из ножен, обступили оберста и тотчас увели под усиленным конвоем прочь из проклятого места.
Хуго Хемниц, епископ Мегус и оба учёных доминиканца, разинув рты, удивлённо таращили глаза им вслед. Так нагло и цинично их ещё никто не смел обманывать.
Герцог Валленштейн находился в главной, самой высокой башне своей шверинской резиденции. В башне была устроена обсерватория. Припав к окуляру телескопа, герцог сосредоточенно изучал чёрное, усеянное алмазными блестками звёзд бескрайнее небо. Этот замечательный оптический прибор с невероятной чистотой линз и с удивительной разрешающей способностью специально по его заказу изготовил сам великий Торричелли, который в настоящее время по заданию герцога работал над особым зеркальным телескопом. В случае успешного завершения работы он должен будет не только расширить границы познания законов Вселенной и, возможно, решить проблему самого мироздания, отличную от библейской версии, в которую Валленштейн не верил.
Ночь с 24 на 25 апреля 1630 года выдалась особенно звёздной, и герцог, большой поклонник и знаток астрономии и астрологии, не упустил удобного случая, чтобы составить себе очередной гороскоп, в него он, будучи необычайно суеверным, свято верил.
Нанеся последний знак на карту гороскопа, Валленштейн задумался. Его вид был весьма мрачен. «Кажется, в ближайшем будущем меня ожидают большие неприятности, а может, даже и гибель», — проворчал герцог себе под нос.
— Ваше высочество, вы случайно не ошиблись в расчётах? — внезапно раздался тихий вкрадчивый голос Цезарио Планта, которому герцог ввиду исключительных познаний в астрологии и астрономии доверял и поэтому разрешал приходить в обсерваторию в любое время суток, на что имел право только доктор Кеплер.
— Думаю, что нет, — сокрушённо ответил герцог.
— Разрешите, ваше высочество, — кивнул Цезарио Планта на прибор.
Герцог в ответ лишь с безнадёжным видом пожал плечами.
Цезарио Планта тотчас жадно приник к окуляру телескопа.
— Не устаю удивляться удивительной чистоте линз, изготовленных магистром Торричелли, — пробормотал он, настраивая резкость прибора под своё зрение.
— Прекрасная Италия — главная наследница античной культуры — всегда изобиловала гениями. Почти каждый там, если не философ и ритор, то замечательный художник-живописец, скульптор, музыкант или поэт, а то и непревзойдённый фехтовальщик и выдающийся астроном, — с лёгкой завистью заметил Валленштейн.
— Если ваше высочество в последнем случае имеет в виду вашего покорного слугу — скромного учителя фехтования, то, насколько мне приходилось слышать, непревзойдённым мастером в этом благородном боевом искусстве является некий незаконнорождённый сын курфюрста Бранденбургского, известный разбойник маркграф фон Нордланд.
— Ни разу не приходилось встречаться с этим негодяем, хотя он одно время воевал на стороне Лиги. Я наслышан о его гнусных проделках на больших дорогах Германии. Однако в последний раз вассалам его папаши здорово досталось от барона фон Рейнкрафта, причём в самых владениях старого кабана. Ха! Ха! Ха! — ухмыльнулся герцог.