Валленштейн

Прежде, чем насладиться обществом своего нового любовника, герцогиня пошепталась со служанкой, и та ушла через потайной ход встречать графа Пикколомини, который с нетерпением топтался в часовне. Проведя графа по длинному запутанному лабиринту потайного хода, проложенному в толстой стене замка, она, как обычно, попросила его подождать, строго предупредив, чтобы он не смел высовываться из убежища наружу, в коридор, где можно наткнуться на стражу, слуг, а то и на самого герцога. Она быстро открыла потайную дверцу и тотчас исчезла, прихватив с собой фонарь. Пикколомини остался в кромешной темноте и с содроганием прислушивался к шороху бегающих по лабиринту крыс.

Обе компаньонки по гнусному разврату принялись самым настоящим образом насиловать Мишеля. Неискушённость мальчика приводила похотливых стерв в дикий восторг. То, что с ним вытворяли герцогиня и её служанка в этой спальне, не могло представиться несчастному груму даже в кошмарном сне. Сколько это продолжалось, он уже не помнил, ибо ему приходилось работать в поте лица, выполняя самые извращённые фантазии взбесившихся от похоти мегер.

Всё это время граф, проклиная всё на свете, глотал пыль в тесном душном застенке и отбивался ногами и даже шпагой от обнаглевших крыс. Наконец, он с облегчением услышал звуки шагов, но когда граф различил в этих гулких звуках чеканный мужской шаг, душа его ушла в пятки, и он задрожал от страха, как осиновый лист. Слух не обманул Пикколомини: это был сам герцог, решивший в эту ночь исполнить свой супружеский долг и заодно объясниться с супругой по поводу утреннего инцидента. Подойдя к двери спальни, герцог, не изменяя старой ландскнехтской привычке, пнул её тяжёлым ботфортом.

Герцогиня с горничной притаились.

— Это его высочество, — шепнули они Мишелю на ухо, у последнего от ужаса застучали зубы, и смертельно перепуганный грум невольно обмочился.

Служанка, которой было не впервой попадать в подобные передряги, без лишней суеты быстро сгребла в охапку свою одежду, а также одежду грума и вытолкнула мальчишку в будуар, откуда по приказу герцогини после переселения её в эти покои ещё в 1628 году была прорублена запасная дверь в коридор.

Удар в дверь повторился, причём с удвоенной силой. Убедившись, что служанка с грумом удалились, не оставив после себя ничего компрометирующего, герцогиня смело повернула ключ.

— Вы заставили меня ждать, — недовольно проворчал Валленштейн.

— Извините, ваше высочество, но я уже давно спала, — кротко ответила супруга, сладко зевая.

Разувшись у самого алькова жены, герцог внезапно вступил во что-то мокрое на ковре и тут же почувствовал запах мочи.

— А это что такое? — спросил герцог с изумлением.

— Вероятно, опрокинулся ночной горшок, — невозмутимо ответила супруга.

— Так немедленно вызовите служанку, пусть уберёт этот вонючий ковёр! Удивляюсь, как вы можете спать в таком дерьме! — с раздражением произнёс герцог, изо всех сил стараясь казаться спокойным, при этом совершенно позабыв об этикете, отпустил несколько крепких солдатских ругательств.

Герцогиня неохотно взялась за серебряный колокольчик.

Против ожидания, избалованная горничная явилась почти немедленно. Она только что втолкнула насмерть перепуганного грума в потайной ход к графу Пикколомини, шепнув, что скоро вновь вернётся, чтобы вывести их потайным ходом к часовне.

С любопытством оглядев при неверном свете фонаря полуголого, дрожащего, как в лихорадке, мальчика, судорожно прижимающего к груди скомканную одежду, граф ухмыльнулся. Однако, вдруг вспомнив, что по милости этого сопляка он битых два часа воевал с крысами и как чёрт выпачкался в пыли, Пикколомини не на шутку разозлился, ревность подстегнула его злобу. Когда появилась Клара, несчастный грум, кое-как одетый, скривив свою мордочку, горько плакал, а Пикколомини утешал беднягу, клятвенно обещая с этого времени не обходить своим вниманием такого славного мальчика.

— Прошу, ваша милость, — пригласила Клара, взяв фонарь и освещая им путь.

Проводив графа к самому выходу из склепа в часовню, она крепко взяла грума за руку и сказала участливо:

— Сейчас пойдём ко мне, и я быстро приведу тебя в порядок, — многозначительно пообещала Клара.

Мишель не успел опомниться, как сильная рука служанки проворно схватила его за шиворот, словно нашкодившего щенка, ткнула лицом в пятно на злополучном ковре, принесённом из спальни.

— Я, что же, после тебя должна убирать, как после какого-нибудь обмочившегося кронпринца? — воскликнула голосом, полным справедливого негодования, взбешённая Клара. — Ишь ты, какой нежный и деликатный выискался, содомит вонючий!

С этими словами она обрушила град ударов на узкую спину грума. Тот заверещал пронзительным поросячьим визгом. Его дикие вопли заставили встрепенуться самого герцога.