Валленштейн

«До чего же хитры женщины, — подумал герцог взволнованно. — Даже эта неискушённая девчонка уже умеет ловко пользоваться изощрёнными приёмами, достойными придворных интриганок! Чего стоят только эти опущенные ресницы, за которыми она прячется, словно лиса в кустах!»

Вслух же герцог сказал:

— Увы, ангел мой! Приговор отменить нельзя: слишком серьёзное преступление совершил этот сумасброд против Церкви. Мало того, что спасая от костра какую-то колдунью, вдобавок убил офицера армии фельдмаршала Тилли, о чём неизбежно станет известно императору, ибо проклятый валлонец слишком упрям и ещё более злопамятен.

Лицо Брунгильды побледнело.

«Однако, владеть собой она, к сожалению, ещё не умеет, — огорчился герцог. — Боже, что с ней будет, если враги сумеют расправиться со мной и сбудется вчерашнее предсказание?» — Герцог на мгновенье задумался и, вздохнув, сказал: — Этого глупца может спасти только чудо. Допустим, что найдётся какая-нибудь дура, которая пожелает взять барона себе в мужья и уведёт его с эшафота. Но осмелится ли кто из местных незамужних горожанок или крестьянок отнять у палача его законную добычу, чтобы затем стать изгоем, подвергаться ежедневному риску расправы со стороны обезумевшей черни?

— Но ведь, ваше высочество, барона ждёт не позорная казнь на виселице или сожжение на костре, а достойное высокородного рыцаря отсечение головы! — запальчиво возразила Брунгильда.

— Это так, — ответил герцог, — но согласится ли сам барон стать мужем неизвестно кого из худородных? Ведь на эшафоте подбирают себе мужей отнюдь не невинные девушки с громким именем и Древней родословной. Поэтому такому рыцарю, как барон Рейнкрафт, предпочтительнее лишиться своей непутёвой головы, чем покрыть себя несмываемым позором, обвенчавшись с какой-нибудь потаскухой или старой беззубой шлюхой. Насколько я знаю барона, он никогда не запятнает свою рыцарскую честь неравным браком.

— Это сделаю я, — тихо, но твёрдо, сказала Брунгильда.

Валленштейн долго молчал, глядя на бледное лицо дочери. Потом встал, подошёл к окну, раздвинул тяжёлые шторы, распахнул резные створки.

Свежий весенний ветер ворвался в спальню. В комнате сразу стало неуютно. Брунгильда, поёживаясь, натянула одеяло до самого подбородка, неотрывно следя за отцом. Тот, подумав, решил, наконец, рискнуть. Терять одного из своих лучших офицеров герцогу очень не хотелось, кроме того, он считал его спасение делом чести.

— Это дело чести, — наконец, ответил Валленштейн. — Казнь должна состояться 8 мая, и до этого времени, кроме нас двоих, никто не должен знать и даже подозревать о твоём решении. Никто! — повысил голос герцог. — Иначе рыцаря Рупрехта уже никто и ничто не спасёт, даже твоя глупость! — С этими словами герцог направился к двери.

— Разумеется, ваше высочество, я всё сохраню в тайне, ведь барон нужен вам для очередных интриг, а не для счастья собственной дочери, — проворчала под нос Брунгильда.

Однако разговор герцога с дочерью не остался их общей тайной: едва Валленштейн взялся за витую бронзовую ручку двери, как Клара — любимая служанка герцогини, отпрянула от замочной скважины и, словно мышь, шмыгнула за тяжёлую штору, закрывающую одно из двух огромных окон, и затаила дыхание, вся дрожа от смертельного страха.