— Полк оберста Батлера и роту гауптмана Деверокса, — ответил Лемормен, украдкой наслаждаясь произведённым эффектом. — Покажешь им этот перстень, который прислал сам генерал ордена иезуитов, и они немедленно выполнят любой твой приказ. — С этими словами Лемормен протянул перстень словно громом поражённому Нитарду.
Тот рухнул на колени и, принимая перстень, благоговейно его поцеловал. Простой с виду серебряный перстень давал ему, хотя и временно, неограниченную власть, и Нитард был несказанно горд оказанным высочайшим доверием.
— А теперь действуй, брат мой, и да поможет тебе Бог! Ad malorem Dei gloriam![257]
— С этими словами Лемормен благословил Нитарда.Более трёх суток почти без отдыха Нитарду пришлось провести в седле, пока он не покрыл расстояние от Вены до этого захудалого придорожного трактира. Немного передохнув за разговором с патером Леморменом, он уже должен был спешить в Эгер. Нитард вывел своего утомлённого коня из уютной тёплой конюшни, удовлетворившись тем, что бедное животное до отвала накормили овсом. Приторочив к седлу тяжёлый сундучок с золотом, он шагом двинулся в Эгер.
В этот небольшой чешский городишко он добрался уже довольно поздно, но и тут Нитард не позволил себе и минуты отдыха — на постоялом дворе при въезде в Эгер его уже поджидали послушники из ордена и сам граф Пикколомини. Отсыпав последнему из заветного сундучка добрую часть золота, Нитард велел немедленно отнести его в казармы и тайком раздать в виде аванса алебардирам и шотландским стрелкам гауптмана Лесли, и обязательно сделать так, чтобы они завтра обеспечили внутреннюю и внешнюю охрану ставки герцога Валленштейна. Отпустив встревоженного и призадумавшегося графа, Нитард надёжно припрятал сундучок, потом не спеша вытащил из-за пояса два пистолета и положил их рядом на табурет у кровати. Здесь же он положил и свою любимую шпагу с витым клинком — оружие в любой момент должно было быть под рукой. Один кинжал он засунул за голенище ботфорта, другой — спрятал под подушку и, не раздеваясь, только скинув насквозь промокший плащ, бросился на постель. Нитард благополучно проспал до утра здоровым крепким сном без сновидений. Проснулся он в семь часов утра бодрым и полным сил, готовым к новым подвигам во славу Католической церкви. Наскоро позавтракав яичницей со шпинатом и холодной варёной рыбой, запив всё это кружкой подогретого пива, он, прихватив свой сундучок, подался восвояси.
Утром ударил лёгкий морозец, и идти было легко и приятно, к тому же совершенно пропал сырой пронизывающий ветер, по-видимому затерявшись где-то на просторах Северной Германии.
Оберста Батлера и гаптмана Деверокса Нитард обнаружил при помощи своих шпионов — послушников, посланных с это целью вслед за графом Пикколомини. Бравые воины остановились на постоялом дворе у северной заставы города, у дороги, ведущей на Пльзень. Накануне вечером они вчистую продулись в карты оберсту Кински и ротмистру Нойману и поэтому были явно не в духе. Однако, это никак не повлияло на аппетит Батлера и Деверокса, как их завтрак, состоявший из жирного, исполинских размеров, гуся, нескольких колец кровяной колбасы, изрядных кусков жаркого, кнедликов, посыпанных свиными шкварками, и капусты и весьма значительного количества сливянки и пива, по распоряжению оберста Батлера доставил им на стол лично хозяин заведения. Стоило ему лишь робко заикнуться о плате, как Батлер, не отрываясь от гусиной ножки, кивнул рыжей головой гауптману Девероксу — расплатись, мол, — и тот с важным видом, вытерев руки о голенище ботфорт, внезапно выхватил из-за пояса пистолет, приставил его между глаз хозяину заведения и заявил, что, пожалуй, обязательно заплатит, но не презренным золотом и серебром, а довольно увесистым куском свинца. Тщательно со свистом обгладывая и обсасывая кости гуся-исполина, Деверокс под хохот оберста назойливо продолжал читать несчастному хозяину нравоучения об отношении, какое должно быть, по мнению бравого валлонца, в любом постоялом дворе или трактире к таким важным посетителям, как офицеры герцога.
За этим приятным занятием их и застал Нитард, внезапно, без всякого предупреждения вошедший в комнату, отведённую офицерам герцога Валленштейна.
— Какого дьявола?! — заорал взбешённый Деверокс, ощетинив каштановые усы и угрожающе потрясая гусиной голенью, зажатой в правой руке, и пистолетом — в левой.
— Memento mori! — с невозмутимым видом произнёс иезуит, решительно направляясь к столу несказанно удивлённых офицеров и удобно усаживаясь напротив. Пододвинув к себе бутылку со сливянкой, он плеснул немного в оловянную чашку и со словами: — Ad malorem Dei gloriam! — осушил её до дна и тут же разломил кольцо душистой колбасы, откусил и с явным удовольствием заработал челюстями.