Валленштейн

Нитард, оставшись один, потёр руки от возбуждения: «Маховик запущен! Теперь остаётся только не проворонить этого нечестивца — маркграфа фон Нордланда!» — думал он, спускаясь в сопровождении Лауэнбурга в общий зал, где в это раннее время было мало посетителей и постояльцев. Четверо его послушников, переодетые солдатами, сидели за отдельным столом, поставив мушкеты рядом в угол и с азартом играли в кости. Нитард шепнул несколько слов одному из них. Тот, склонив голову в знак согласий, быстро вышел наружу. Спустя час он пришёл в сопровождении ещё одного послушника, вооружённого до зубов. Оставив с ними графа Лауэнбурга и отдав им необходимые распоряжения, Нитард вернулся в комнату, которую до этого занимали Батлер и Деверокс. Послушники же, прикидываясь заправскими ландскнехтами, продолжали азартную игру, внимательно наблюдая за входной дверью, за окнами, за лестницей, ведущей на второй этаж, в комнаты постояльцев, за дверью на кухню и за каждым посетителем в отдельности. То и дело, кто-то из них один выходил наружу, якобы по нужде, затем его сменяли другие. Всё это происходило так естественно, что не вызывало никаких подозрений у посетителей, которых стало заметно прибавляться. Так продолжалось до самых сумерек. Наконец по мостовой прогрохотала карета, запряжённая четвёркой великолепных мекленбургских коней. Дежуривший снаружи послушник тотчас зашёл внутрь и хлопнул себя кожаной перчаткой по голенищу высокого ботфорта — условный знак, что ожидаемый человек прибыл. Тут же один из мнимых солдат — граф Лауэнбург — встал из-за стола и, пьяно покачиваясь, поднялся на второй этаж в комнату к Нитарду. Тот, внимательно выслушав графа, хлопнул крышкой своих простых серебряных часов, которые показали восемь пятнадцать.

— Успеем, — с удовлетворением заметил Нитард.

Хозяин постоялого двора лично встретил маркграфа прямо на улице, без конца раболепно кланяясь и освещая путь знатному неожиданному гостю специально прихваченным фонарём. В то время, как работник распрягал уставших лошадей и отводил их на конюшню, хозяин с хозяйкой помогли маркграфу и его кучеру — совсем ещё юному смазливому парнишке — выгрузить все пожитки из кареты и проводили гостей в заранее подготовленную, согласно своевременному предупреждению неизвестного доброжелателя отцов-иезуитов, комнату.

Нордланд остался доволен отведённой ему просторной уютной комнатой и особенно тем, что соседей по ночлегу не предполагалось, а в забитом солдатами герцога Валленштейна Эгере — это было исключительной роскошью. Он распорядился, чтобы ужин на двоих доставили наверх, так как чувствовал себя очень уставшим и разбитым после долгой утомительной дороги. Путь от Берлина через Торгау, Дрезден, Усти, Жатец, Пльзень до этого захолустного богемского городишки занял почти две недели. Маркграф фон Нордланд очень спешил сюда для встречи с самим герцогом. По этой причине он на протяжении почти ста последних миль не останавливался ни в одном постоялом дворе, ни в одном придорожном трактире, собираясь добраться до намеченной цели как можно скорее, только после этого как следует отоспаться, а затем ранним утром явиться на приём к Валленштейну и передать ему важные письма от курфюрста Бранденбургского и шведского канцлера. От быстроты ответа герцога на эти письма зависела вся дальнейшая судьба Германии, а может быть, и даже всей Европы. Смертельно уставший маркграф, который из жалости к юному слуге большую часть тяжёлой дороги сам сидел на козлах и правил каретой, сбросил, наконец, с себя тяжёлый, пропитанный влагой, длинный зимний суконный плащ и камзол, стянул с себя высокие кавалерийские ботфорты, положил перевязь со шпагой, пистолеты и оба кинжала на табурет и тут же свалился, как подкошенный, на широкую деревянную кровать, почти мгновенно уснув.

Вскоре хозяйка лично доставила ужин: несколько колец колбасы с острой приправой, ветчину, миску горячих кнедликов, щедро политых свиным салом со шкварками и с капустным гарниром, а также обязательный жбан с подогретым пивом и бутылку контушовки. На всякий случай был доставлен и вместительный кувшин с подогретым красным вином. Слуга воровато оглянулся и быстро всыпал в пиво и вино какой-то белый порошок, который тотчас растворился, но Мишель на этом не успокоился: откупорив бутылку с контушовкой, всыпал зелье и туда. Подождав немного, он энергично затормошил хозяина.

Нордланд с трудом разлепил веки и пробормотал:

— В чём дело, малыш?

— Ваша милость, ужин готов и ждёт вас на столе!

— Отлично. Сейчас я займусь им, только ещё немного отдохну, — зевнул маркграф и, с наслаждением вытянув длинные ноги, затёкшие от долгого сидения на козлах кареты, окончательно уснул, прежде полусонным взглядом успев проследить за тем, как Мишель задвинул засов на тяжёлой дубовой двери.