Валленштейн

К пленникам тем временем уже подскочили подручные палача, отвязали их от лошадей, в мгновение ока сдёрнули с седел и с удивительной сноровкой положили спинами на снег, молниеносным движением острых, как бритва, ножей вспороли штаны между ног. Другие подручные палача уже волокли к несчастным заранее заготовленные, острые, выкрашенные в зловещий кроваво-красный цвет колья.

— Вы передали мою просьбу Зоре? — успел спросить Тома Кинэ у Валленштейна, прежде чем сильные руки стащили его с седла и швырнули на смешанный с грязью снег.

— Я своё обещание выполнил, — сухо ответил тот.

— Где же эта проклятая ведьма? — вопил Тома Кинэ, пока ему ножом вспарывали мотню и подводили к деликатному месту заострённый кол, чтобы затем этот кол с нанизанным, словно гусь на вертел, капитаном тащить к свежевырытой яме у края площадки, где поставить в вертикальное положение.

Колы с капитаном гайдуков и его соратниками стали приподнимать над землёй у ям, чтобы оставить их в таком положении на радость обывателям и на страх всем ворам и бандитам, когда внезапно раздался пронзительный женский визг. Целая свора растрёпанных женщин в живописных лохмотьях, самого дикого и гнусного вида, среди которых были и девочки-подростки, и седые беззубые старухи с отвратительными морщинистыми лицами и слезящимися глазами, дружно бросились к смертникам, вопя во всю глотку, что они, дескать, берут этих несчастных в мужья. Впереди всех бежала горбатая, но очень высокая молодая женщина с длинными чёрными кудрями и правильными чертами лица. Если бы не горб, её, пожалуй, можно было бы назвать красивой, огромные голубовато-серые глаза придавали её бледному лицу особое выражение. Похоже, она была не только очень рослой, гораздо выше княжеских охранников и палачей, но и очень сильной. Подбежав к палачам и их несчастным жертвам, женщины с воплями и визгом потребовали разбойников себе в мужья.

— Всё пропало, — с досадой сплюнул капитан Тодоряну, наблюдая как горбунья, расшвыряв заплечных дел мастеров, словно котят, принялась осторожно снимать Тома Кинэ с кола. — Всё пропало, — повторил он. — Банда девственниц успела пронюхать о казни и теперь предъявила своё право на этих негодяев.

— Странный обычай, — задумчиво произнёс Валленштейн, начавший догадываться о том, какую роль в произошедшем сыграл лично он.

— Отчего это? — усмехнулся подъехавший полковник Конашевич-Сагайдачный. — Этот обычай был ещё у римлян, которые полагали, что если целомудренная, благочестивая девственница пожалеет самого закоренелого преступника и возьмёт его себе в мужья, то такой человек ещё может стать на путь исправления. Римляне были мудрыми людьми, и очень хорошо, что некоторые их обычаи сохранились до сих пор.

— Я этого мнения не разделяю, ибо они были язычниками, — сердито сказал капитан Тодоряну. — Язычество необходимо искоренять калёным железом.

Валленштейн промолчал, с нескрываемым любопытством наблюдая за кутерьмой на поле правосудия.

Обычай, который укоренился здесь во времена прихода римских легионеров, затем распространился почти по всей Европе, и вошёл даже в своды германских и славянских законов, так называемых «Правд», неудивительно, что молдавские господари не оспаривали этот странный закон и не отменяли его, ибо всерьёз считали себя потомками и наследниками римских цезарей.

— Забирайте этих мерзавцев и подавитесь ими! — процедил сквозь зубы спэтар, с удовольствием констатировав, что на всех лесных воров грязных бродяжек всё-таки не хватило, нескольких гайдуков палачи успели-таки насадить на колья, и теперь несчастные корчились в страшных муках.

— Спасибо, милая, век не забуду, — бормотал Тома Кинэ, держась обеими руками за развороченную задницу и ковыляя в раскорячку, заботливо поддерживаемый могучей рукой горбатой великанши.

Поравнявшись с Валленштейном, который с изумлением взирал на них, Тома Кинэ, улучив момент, тихо скороговоркой произнёс по-русски:

— Спасибо, ваша милость, век не забуду. Храни вас Бог. За мной тоже не пропадёт... — однако, получив увесистый подзатыльник, он был сильной рукой увлечён дальше.

Валленштейн, оглянувшись, с высоты своего седла увидел, что другие «невесты-девственницы» угоняют свою добычу, словно татары ясырь за Перекоп, только головой покачал и, тронув шпорами коня, двинулся к саням епископа. Его преосвященство спокойно, с каким-то холодным любопытством взирал на происходящее. Он подозрительно посмотрел на рыцаря и сказал:

— Безусловно, кто-то предупредил этих... хм... девственниц. Любопытно, кто же такой добросердечный?

— Это сделал я, — спокойно признался Валленштейн.

— Выразить обычными словами это трудно, — вздохнул епископ, — однако, возможно, ты был прав, сын мой. Врага иногда можно и нужно прощать, падшим полагается оказывать милость, тем более, что милосердие самого Господа Бога бесконечно. Но запомни, сын мой, — чем ничтожнее враг, тем он опаснее.