Валленштейн

Перед густыми цепями янычар шёл Ельчи-бей, держа в руке копьё с насаженной на остриё головой. Звуки огромного казана, превращённого в барабан, должны были разжечь пламя безумной отваги в сердцах атакующих. Однако на этот раз на них внезапно обрушился такой страшный шквал огня, что наблюдавший за сражением в подзорную трубу Ибрагим-паша схватился за голову и завопил, что проклятые негодяи погубили лучшую часть его войска.

Негодяями были генуэзцы Джеронимо Беккариа и Америго Умбальтини, принявшие имена Юроним-заде и Имерик-заде. Чтобы насолить давнему торговому конкуренту Генуи, а именно республике Венеции, они, заручившись поддержкой султана, втянули турок в такую сомнительную авантюру, как поход во владения Габсбургов. Цель похода: перехватить армию герцога Штайермарка, движущуюся в сторону Градиска д’Исонцо, что обеспечило бы затягивание Ускоковой войны и было очень выгодно Генуе.

На поле боя, где легло почти три четверти турецкой пехоты, наступило угрожающее затишье. Ночью никто из солдат и офицеров армии герцога не сомкнул глаз, ожидая коварных ночных вылазок турок, но противника кнехты и рейтары больше так и не увидели. Потеряв почти треть личного состава, Ибрагим-паша ночью тайком убрался из владений Габсбургов.

В Порте с тех пор заговорили о полководческом гении герцога Штайермарка, что сыграло в будущем не последнюю роль в его избрании императором. Был и ещё один итог этого боя: султан Осман, собиравшийся предпринять поход на Вену, призадумался над тем, стоит ли втягиваться в затяжную войну с империей Габсбургов?

Валленштейн опасался подвоха со стороны турок: разведка донесла, что турецкие колонны быстро, на этот раз зря, отходят в сторону своих владений за рекой Купой.

Герцог решил было преследовать неприятеля, но его боевой пыл быстро охладил Валленштейн, вскользь заметив, что всё-таки лучше сохранить силы для военной кампании на побережье Адриатики и вовремя добраться до Градиски д’Исонцо, чем распылять их на погоню, при этом рискуя угодить в ловко устроенную западню. Мансфельд, который рвался в погоню, принялся было насмехаться над Валленштейном, который спокойно заметил:

— Твоя горячность когда-нибудь сыграет с тобой злую шутку.

— Не думал, что есть рыцари, которые путают храбрость с горячностью! — воскликнул оберст. — Не из-за того ли, чтобы иметь лишний повод — избежать сражения?

— Именно из-за этого, — спокойно ответил Валленштейн, — лучше избежать сражения, чем проиграть его.

В правоте слов Валленштейна он сможет убедиться через девять лет во время битвы при Дессау, но пока излишняя самоуверенность не покидала незаконнорождённого сына принца Люксембургского. Дело чуть не дошло до дуэли, но герцог тотчас со свойственным ему дружелюбием и отзывчивостью успокоил рыцарей, пригрозив военным трибуналом, и, перейдя, как обычно, от бешеной злобы к беспечному благодушию, после небольшого колебания обоим соперникам присвоил титулы имперских графов[129], что, однако, их не примирило. Необходимо упомянуть о том, что решающую роль в присвоении этим рыцарям графских титулов сыграло влияние духовника герцога, иезуита патера Вильгельма Лемормена: орден иезуитов продолжал держать под пристальным вниманием деятельность Валленштейна.

Когда войска герцога Штайермарка миновали роковой для турок холм, у обочины дороги, ведущей на Ястребарско, все солдаты и офицеры увидели колья с насаженными на них скрюченными в агонии трупами двух генуэзских ренегатов.

Венеция и её могучие союзники почти четыре года не могли взять опорную базу пиратов и очистить Адриатику от них раз и навсегда. Только когда армия герцога 29 сентября 1617 года подошла к Градиске д’Исонцо, то дело, наконец, сдвинулось с мёртвой точки, но отнюдь не благодаря военному гению новоиспечённого короля Чехии, и тем более не доблести его солдат и офицеров: ускоки, будучи подданными герцога Фердинанда фон Штайермарка, рассчитывали на благородство и справедливость владетеля Штирии, Каринтии и Крайны, сами открыли ворота крепости. Подвиги ускоков на море снискали им заслуженную славу и уважение тех, кто ненавидел турок и боролся за освобождение христианских народов от османского ига. Правда, за ускоками числились некоторые грехи, в частности, взятие Зары, но прошло оно почти бескровно, и ускоки могли надеяться на справедливое правосудие со стороны своего владетеля, который твёрдо им обещал «справедливость и прощение», если гарнизон Градиски не окажет сопротивления и откроет перед ним ворота.

Адмирал Мертич принял решение сдаться на милость герцога и, как его не отговаривал Хильденбрандт, упрямый серб оставался непоколебим.

— Герцог дал слово рыцаря, и я не вижу причины не доверять его высочеству, — сказал главарь ускоков.

— Запомни, адмирал, монархи, как и другие высокие владетельные особы, живут по иным законам, чем мы, простые смертные, они подходят ко всему со своей меркой, — настойчиво объяснял ему барон.