Валленштейн

— Чистая совесть, ваше высочество, — основа всякой честности, а значит, и уверенности в себе, — смело ответил Хильденбрандт.

Герцог задумчиво посмотрел на пирата и сказал:

— Трудно верить закоренелому преступнику, еретику и отпетому негодяю, поэтому я лично с его преподобием и со своим помощником отправлюсь на этот остров Циклопа. И пусть я буду проклят, если ты сумеешь их обвести вокруг пальца. А теперь давай сюда вторую половину карты.

— Карта, ваше высочество, — не меняя выражения лица, барон указал на собственную голову.

— Ты шутишь, Одиссей?

— Ни в коем случае, ваше высочество, — бесцветным голосом ответил Хильденбрандт. — Просто я позаботился о своей безопасности, теперь без меня уже никто не доберётся до сокровищ.

— Я так и знал, что тебе доверять нельзя, — возмутился герцог. — Однако, думаю, если мы при тебе подвесим на дыбе твою невесту, ты быстро для нас нарисуешь карту. Ну, что ты на это скажешь, Одиссей? — спросил Штайермарк с лукавой улыбкой.

Хильденбрандт остался невозмутим, но в его единственном глазу появился зловещий блеск, и барон ледяным тоном сказал:

— Это кровожадное намерение выше всяческих похвал, однако, если послезавтра до того, как пробьёт восемь склянок, я с баронессой и адмиралом Мертичем не появлюсь на острове Циклопа, то там обязательно появятся турки. Они перевернут весь остров в поисках сокровищ и, хотя вряд ли найдут их без меня, но и вам, ваше высочество, уже никогда не достанутся. Я оставил соответствующее распоряжение своему лейтенанту, который в случае слишком долгого моего отсутствия не замедлит сообщить самому беглербею о спрятанном золоте на острове Циклопа.

— Ты всё предусмотрел, кроме того, что я вообще могу отказаться от этих цехинов, доставшихся вам грабежом, а тебя и баронессу отдать в руки инквизиции, — покрываясь смертельной бледностью от душившего его бешенства, медленно произнёс герцог. Маска дружелюбия слетела с его холёного лица. — Однако я не уверен, что басурмане и в самом деле не найдут сокровищ, времени у них будет более, чем достаточно. Отдавать такие огромные деньги злейшему врагу империи и всего христианского мира — большой грех. Только поэтому, руководствуясь христианским благочестием, я, не взирая на опасности, отправлюсь на остров Циклопа за этими проклятыми сокровищами. Об этом золоте венецианцы не должны даже подозревать, ибо они далеко не такие благочестивые христиане, как мы.

— Я не сомневался в вашем благочестии, ваше высочество, — сказал Хильденбрандт. — А венецианцы — действительно почти еретики, алчность которых не знает границ.

— Однако, именно у них есть подходящие корабли для этой экспедиции, — осторожно заметил патер Лемормен. — Не можем же мы отправиться на остров Циклопа только на одном бриге, отобранном у пиратов. Венецианцы захватили почти весь флот ускоков. И нам, пожалуй, нужны услуги адмирала Боргезе.

— Мы скажем адмиралу, что на острове Циклопа есть гнездо пиратов, — усмехнулся герцог. — Уверен, он не откажется выделить из своего флота несколько боевых кораблей для его разгрома. На этих кораблях отправятся наши мушкетёры, но помимо полка мушкетёров, пожалуй, нужно взять и полк спешенных рейтар графа цу Мансфельда. Личную охрану мне обеспечит граф фон Валленштейн со своими людьми. Думаю, для экспедиции этого будет достаточно.

— Вполне достаточно, — согласился Хильденбрандт.

— Кстати, где твой сорокапушечный фрегат? — неожиданно спросил Лемормен.

— Команда «Энтхена» взбунтовалась, узнав, что я решил сдаться, и больше мне не подчиняется, — с досадой ответил барон. — Я со своим лейтенантом еле успел унести ноги — с доном Родриго шутки плохи.

На этом разговор закончился, хотя патер и остался неудовлетворён ответом корсара.

Адмирал Боргезе, флот которого венецианский дож выделил в распоряжение союзных сил, не стал вдаваться в подробности предстоящей операции. Решительность, с которой герцог расправился с Градиской, импонировала адмиралу, и он с радостью принял предложение участвовать в разгроме ускоков. Правда, когда он увидел на пристани у брига «Гансхен» самого барона Хильденбрандта, удивился и сильно призадумался, а затея уже не казалась такой привлекательной. Духовник Фердинанда фон Штайермарка был тоже сильно обеспокоен.

— Всё это очень странно, ваше высочество, — ворчал патер Лемормен. — На мой взгляд, этот нечестивец вдруг оказался не в меру покладистым.

— Ничего, послезавтра очень многое станет ясным. Да и чем мы рискуем? — пожал плечами герцог, которого тоже начало беспокоить какое-то неясное чувство тревоги, но, поразмыслив, он пришёл к выводу, что ему лично никто и ничто не угрожает. Впрочем, на всякий случай он велел Валленштейну тайком доставить с борта «Гансхена» небольшой мешок цехинов: вдруг фальшивые? Тогда и в поведении Одиссея многое бы прояснилось.