Валлиста

— В общем, Палка входит, ни слова не говоря, просто стоит перед этим типом, поставив ногу на стул, и начинает постукивать одной из своих палок по столу. Тот, конечно, вскидывается: вы кто? что вам нужно? — а Палка продолжает постукивать по столу. Портной требует — убирайтесь вон, — а Палка просто постукивает. Парень говорит: я сейчас позову на помощь — а голосок-то дрожит, — и повторяет: кто вы? я вас не знаю, что вам нужно? — а Палка просто продолжает постукивать, и наконец тот взрывается: ладно! завтра к полудню я отдам деньги! И мы разворачиваемся и уходим, а дальше я не знаю, где он взял деньги, но долг вернул.

— Вот это очень похоже на Палку, какого я знал.

Крейгар кивнул и поднял кружку.

— Мне будет его не хватать.

— Да, — сказал я, — мне тоже.

* * *

Я отвернулся от фонтана:

— Какого…

— Память, — сказал Армарк.

— Вы это видели?

— Нет, но знаю, как он работает. Я же говорил. Именно сюда приходят пурпурные мантии, чтобы восстановить свою память после того, как отслужат должный срок.

— Ах вот как, — проговорил я. — А счастливые воспоминания бывают, или у меня неправильное посмертие?

— Иногла бывают, — ответил он, — зависит от вас.

— Эх, — вздохнул я.

"Лойош, а ты что-нибудь видел?"

"Только отголоски от того, что видел ты, босс."

"Ладно."

— А еще тут можно увидеть свои прошлые жизни, — добавил он. — По крайней мере иногда. У меня получалось.

— Прошлые жизни вообще, или конкретные, скажем, если хотите узнать, кем были две, или три жизни тому назад?

— Если будете смотреть в воду, получите просто кусок воспоминаний, но иногда получается направлять их, если только сумеете; это довольно трудно пояснить. Вопрос задать нельзя — тут некого спрашивать, — но если сосредоточиться на чем-то конкретном, можно вроде как управлять увиденным.

— А можно немного попонятнее?

Он фыркнул.

— Как-то я попытался думать о мече, и ко мне пришла память о моей жизни как драконлорда.

— И какой она была?

— Мне-нынешнему — без разницы, а вот тогдашний я скорее был собой доволен. Еще я решил проверить, был ли я ястребом, и сосредоточился на символе Дома и получил кое-какие воспоминания. Потом попробовал феникса — увы, похоже, к этому Дому я никогда не принадлежал.

— Так, кажется, понял.

— Вернемся, или вы хотите посмотреть, что будет?

— А мы торопимся?

— Лично я — нет.

— Тогда давайте я попробую.

— Сколько пожелаете, — ответил он.

Ротса поерзала у меня на плече, Лойош сделал то же самое, но потом оба успокоились. Я снова уставился на фонтана, отпустив разум в свободное плаванье и просто глядя на струящуюся воду. Будь я оракулом, я бы спросил, что творится в этом проклятом доме, или, как бишь там, "платформе"; но мое пожелание откопать более-менее ясный намек невозможно было сформулировать коротко и четко. Могу ли я выделить хотя бы что-то из того, что не понимаю? Ну вот одно выделил — почему так важна связь Особняка-на-обрыве с Чертогами Правосудия. Проблема в том, что даже если бы я получил ответ, моих знаний некромантии не хватило бы, чтобы извлечь из него нечто осмысленное.

Магия всегда сбивает с толку.

Я смотрел в фонтан, позволив ему уносить меня прочь.

6. В глубинах памяти

В день, когда слой оранжевых туч стал так тонок, что я не мог смотреть в направлении Горнила, я прислонился к внешней стене хижины, которую звал своим домом, расслабил руки, взял свое творение и внимательно рассмотрел его.

Мое творение? Где? Что?

Я всегда ищу узоры и схемы в готовой работе, и иногда нахожу их. Я знал, что на самом деле их там нет, что это мое воображение размещает их там, внешним покровом, подобным одеялу тумана, закрывающему вечнозеленые леса внизу. Но я все равно всегда смотрю, полагаю, именно так художники созерцают готовую работу: то ли это, что я хотел запечатлеть? Имеется ли здесь больше, чем я предполагал? Хорошую ли работу я сделал? Я держал завершенную статуэтку и не видел смысла в этих вопросах, я вспоминал о художниках и понятия не имел, откуда у меня вообще такие мысли.

Конечно, у художников все иначе: художник в процессе творения, полагаю, знает, что делает; я — нет. Я просто сижу, выложив перед собой набор зубил, три молотка и камень, и вдыхаю острый и едкий аромат оранжево-красных небес, вдыхаю так глубоко, как только могу, а выдыхая, вижу людей, животных, тропы, горные хребты, ручьи, холмы, долины; и пока я смотрю и исследую все это внутренним взором, руки мои работают с камнем. Наверное. Потому что потом они побаливают, и мозоль у основания левого большого пальца становится чуть тверже, на лице — каменная крошка, в горле першит от пыли, а в руках моих появляется вырезанное из камня нечто, чего ранее не существовало.

Так происходит не слишком часто. Раз в двадцать или тридцать лет приходит чувство, что я могу дотянуться и узреть. Я пробовал и без него, и ничего не получалось — никаких видений, а камень оставался камнем, только местами бессмысленно и некрасиво побитым.