Вальпургиева ночь. Ангел западного окна

Но не только с вещами произошли изменения — другим стало расположение окон, дверей, да и самих комнат, кроме того, судя по высоте и солидности стен, дом стал более основательным, просторным, возведенным по каким-то другим архитектурным канонам, совсем не тем, что приняты в современном городском строительстве! А вот вещи, которыми я пользуюсь, разные мелочи остались теми же, странное изменение их не коснулось. Электрическая люстра с шестью лампочками горит себе как ни в чем не бывало, освещая удивительным образом сместившиеся пропорции комнаты, новую обстановку и старые, привычные вещи — ящичек с сигарами, сигаретницу… и над чашками с крепким русским чаем, его до смешного дешево продал мне Липотин, поднимается душистое кудрявое облачко.

Вот теперь я как будто впервые по-настоящему увидел Гэртнера. Он сидел напротив меня, удобно расположившись в таком же, как мое, старинном кресле с высокой спинкой, покуривая сигару, улыбаясь; он уже замолчал и начал спокойно пить чай: в разговоре — кажется, впервые после нашей встречи на вокзале — настала пауза. Я наскоро перебрал, о чем мы говорили до этой минуты, и отчего-то вдруг почудилось, что наш разговор, вопреки первому впечатлению, касался каких-то очень глубоких и значительных предметов. В общем-то, он сводился к воспоминаниям юности, мы говорили о наших тогдашних планах, замыслах, которым не суждено было претвориться в жизнь, о не сбывшихся надеждах и упущенных шансах, делах, отложенных «в долгий ящик»… И отчего-то в воздухе вдруг разлилась гнетущая тоска, я вздрогнул и посмотрел на друга отчужденно и точно из дальнего далека. И в ту же минуту понял, что никакого разговора с ним не было, я говорил сам с собой, сам задавал вопросы и сам же отвечал. Довольно! Заподозрив неладное, я быстро и четко, подчеркивая каждое слово, произнес:

— Ну-ка расскажи о своих занятиях химией в Чили!

В знак согласия он наклонил голову набок — хорошо знакомое движение, прежняя манера Гэртнера выражать свою покорность — и, ласково усмехнувшись, взглянул на меня в упор:

— Что с тобой? Ты чем-то взволнован?

Отбросив робость, словно туманная мгла поднявшуюся в моей душе, я решился напрямик высказать все, чем мучился в последние несколько минут:

— Дорогой друг… Не стану отрицать, между нами происходит что-то странное… Конечно, мы не виделись много лет… хотя я вспомнил об этом только сейчас. И все же многое из того, что было… когда-то давно, я словно бы опять нахожу в тебе… но… Извини меня! Но… Ты правда Теодор Гэртнер? Я помню тебя совсем… другим… Нет, ты не тот Гэртнер, которого я знал раньше… И я это отчетливо вижу, чувствую… Только не подумай, что ты стал менее знакомым… ах, ну как же сказать! Не таким… близким, хорошим другом…

Он подался вперед, еще ближе ко мне, и улыбнулся:

— Не смущайся и посмотри на меня внимательно! Может быть, вспомнишь, кто я!

У меня перехватило дыхание. Но я заставил себя улыбнуться в ответ:

— Очень прошу, не смейся, выслушай серьезно! Честно признаюсь, как только ты вошел сюда, в мой дом, — я с опаской оглядел комнату, — мне все кажется каким-то странным. Обычно все тут… обычно все выглядит по-другому. Нет, тебе, конечно, не понять, о чем я… Я хочу сказать, что и ты, мне кажется, совсем не тот Теодор Гэртнер, мой друг-приятель бог весть с каких времен… ах, да что же я, прости! Конечно, ты изменился, но я хочу сказать, ты не Теодор Гэртнер, которому прибавилось лет, не химик Гэртнер и не чилийский профессор…

Друг, спокойно глядя на меня, сказал:

— Ну что ж, дорогой мой, ты совершенно прав. Тот чилийский профессор, тот Гэртнер, он… — Мой собеседник широко взмахнул рукой, и, несмотря на неопределенность этого жеста, я содрогнулся. — Он некоторое время тому назад утонул в океане.

Как больно сжалось сердце! Так вот, значит, кто передо мной… Я был ошеломлен и, наверное, дико вытаращил глаза, потому что он вдруг громко расхохотался и, как бы удивляясь моей глупости, покачал головой:

— Нет, мой дорогой, не то! Согласись, вряд ли привидения курят сигары и пьют чай… кстати, чай у тебя на редкость вкусный… Но, — его взгляд потускнел, а голос снова зазвучал серьезно, — но в любом случае твой друг Гэртнер действительно… ушел от нас.

— А кто же ты? — спросил я неуверенно, но мое волнение вдруг разом утихло, ведь моему загадочному состоянию наконец нашлось объяснение, и на душе полегчало. — Отвечай же, кто?

«Некто» взял новую сигару, словно желая как можно более убедительно доказать, что он живой человек из плоти и крови, понюхал ее, повертел в руках с видом знатока, обрезал кончик, зажег спичку, не спеша раскурил, поворачивая сигару над огоньком, наконец с явным удовольствием выпустил дым, наслаждаясь так простодушно, что даже отъявленный маловер расстался бы со своими сомнениями и пришел к твердому убеждению: да, перед ним живой человек, чье, так сказать, гражданское состояние не вызывает подозрений. Поудобнее усевшись и положив ногу на ногу, мой гость заговорил: