Вальпургиева ночь. Ангел западного окна

Вероятно, скромница фрау Фромм не привыкла, чтобы ее так бесцеремонно разглядывали, — она вспыхнула, и я заметил, что на нее опять напала дрожь робости. При виде ее испуга я устыдился, сообразив, какого рода мысли она, в этой нелепой ситуации, возможно, предполагает у меня. Отбросив свои дикие подозрения, я постарался загладить оплошность, выставляющую меня в невыгодном свете, — с нарочито рассеянным видом провел рукой по лбу, обронил несколько бессвязных слов о своей занятости и желании поработать без помех, в полном одиночестве, затем еще раз попросил оберегать меня от неприятных гостей.

Она ответила без всякого выражения, отводя глаза:

— Да-да, ведь ради этого я здесь.

Ответ меня озадачил. Снова померещились некие «взаимосвязи». Я спросил с излишней резкостью:

— Вы устроились экономкой ко мне с какой-то целью? Вам что-то известно обо мне?

Она покачала головой:

— Нет, я совсем ничего не знаю о вас. И на место устроилась, пожалуй, случайно… Знаете, иногда мне снятся такие сны…

— Вам приснилось, — перебил я, — что вы получили место экономки в этом доме? Бывают вещие сны.

— Нет, не то…

— Что же?

— Мне было велено вам помочь.

— Что вы хотите сказать? — Мне стало не по себе.

— Простите меня! — Она смотрела жалобно. — Нагородила чепухи. Иногда бывает, находят навязчивые фантазии, я с ними борюсь… Не обращайте внимания!.. Мне пора приступить к работе. Извините, что нарушила ваш покой. — Она быстро отвернулась и шагнула к двери.

Я удержал ее за руку. Наверное, слишком сильно стиснул запястье — в испуге она вздрогнула всем телом как от удара током и вдруг словно обмякла, ослабела, а ее рука бессильно повисла в моей. И странно изменилось выражение ее лица — взгляд стал пустым, неподвижным… Я не мог понять, что же с нею творится, и одновременно сам почувствовал нечто странное — все это, вплоть до мелочей, когда-то уже было в моей жизни, давно… очень давно… когда? Недолго думая, я подвел фрау Фромм к креслу у письменного стола и усадил, стараясь действовать как можно деликатнее. Не выпуская ее руки, я сказал первое, что пришло на ум, вернее, само сорвалось с языка:

— С фантазиями, фрау Фромм, всем нам порой приходится воевать. Итак, вы хотите мне помочь? Отлично, будем помогать друг другу, я вам, а вы — мне. Понимаете, в последние дни мне тоже пришлось сражаться с одной навязчивой фантазией, суть ее в том, что я… то есть не я, а мой собственный предок, пожилой англичанин, живший в…

У нее вырвался тихий возглас. Я запнулся, поднял голову. Фрау Фромм смотрела на меня широко раскрытыми глазами.

— Что вас так взволновало? — Мне снова стало не по себе, я потерял нить, сбился, потому что ее взгляд пронизывал насквозь, точно огнем жег.

Она рассеянно кивнула, напряженно размышляя о чем-то, и наконец ответила:

— Когда-то я тоже жила в Англии. И была замужем за пожилым англичанином.

— Ах вот оно что! — Я заулыбался, сразу почувствовав облегчение, непонятно, с какой стати. А про себя удивился: такая молодая женщина и второй раз замужем? — До вашего брака с доктором Фроммом вы были замужем за англичанином?

Она отрицательно покачала головой.

— Или господин Фромм был?.. Извините за любопытство, но ведь мне, собственно, ничего не известно о вашей прежней жизни.

Она протестующе взмахнула рукой:

— Господин Фромм был моим мужем очень недолго. Наш брак был ошибкой. Мы развелись, и вскоре господин Фромм умер. Но он не был англичанином и в Англию никогда не ездил.

— А ваш первый супруг?

— Господин Фромм взял меня прямо из родительского дома, мне было восемнадцать лет. И никакого другого супруга у меня не было.

— Не понимаю, милая фрау Фромм…

— И я не понимаю, — тяжко вздохнув, пробормотала она и с надеждой открыто посмотрела на меня. — Я и сама только в тот день, когда стала женой доктора Фромма, узнала, что… что принадлежу другому.

— Вы сказали, пожилому англичанину. Ладно. Вы знали его в юности? Детское увлечение?

Она уверенно ответила «да» и тут же снова растерялась и поникла.

— Нет, вы не то подумали. Это совсем другое.

Она с явным усилием заставила себя собраться, выпрямилась, отняла у меня руку, которую я все еще держал в своей, и заговорила быстро, монотонно, словно произнося заученное наизусть. Записываю здесь лишь наиболее важное: