Читаем Вальпургиева ночь. Ангел западного окна полностью

Старик, сгорбившись в своем кресле-скелете, молчал, теперь от него было ни слова не добиться. Он просто не желал ни слышать нас, ни видеть, взял черствую краюшку и с мучительным трудом принялся глодать беззубыми челюстями. Да кажется, он и впрямь начисто забыл о нашем присутствии. Боже, что за несчастный безумец!

С башни мы спустились в молчании, догоравший закат окрасил клубы пара над горячими ключами в золото и пурпур.

В темноте на ветхой дубовой лестнице я схватил Джейн за руку и шепнул:

— Ты правда хочешь подарить ей кинжал?

Она ответила нерешительно и каким-то чужим, неприятно задевшим меня тоном:

— Почему бы и нет, дорогой? Ей же так хочется его получить!


Когда мы собирались в обратный путь, я оглянулся и бросил прощальный взгляд на крепость; и тут в дальних воротах стены, словно в раме, предстала чудесная картина, которую я никогда не забуду. В последних лучах заката, точно охваченные жарким пламенем, пылали великолепные в своей непокорной природной красе кусты роз, а за ними высились развалины Эльсбетштайна. Налетел порыв ветра, над парком поплыл клубящийся белый пар гейзеров, и светлой мглой заволокло розы, а мне вдруг почудилось, будто проступили в ней фантастические очертания величавой, плавно шествующей женщины, окутанной серебристой мантией. Владелица замка? Эльсбет? Королева, о которой толковал сумасшедший страж замковой башни, «садовник»? Она, овеянная легендой, явилась моему мысленному взору?

Мы сели в автомобиль; во время отчаянной гонки в долину я словно оцепенел и мало что сознавал. Все молчали.

Я очнулся, услышав голос княжны:

— Милая фрау Фромм, а как вы смотрите на то, чтобы на днях еще раз приехать сюда полюбоваться этим прекрасным, прямо-таки сказочным замком?

Джейн с улыбкой согласилась:

— Для меня не может быть ничего более приятного, княжна! Благодарю за приглашение.

Я был рад, что женщины поладили, и с удовлетворением увидел, что княжна сердечно пожала руку Джейн. Я даже вздохнул с облегчением — их рукопожатие, подтверждающее взаимность дружеских чувств, словно сняло с моей души смутные недобрые подозрения, так мне во всяком случае показалось. И я уже спокойно смотрел в окно бесшумно летящего линкольна на догоравший в небесах закат.

А в вышине бирюзовых храмовых сводов поблескивал тонкий и острый серп убывающей луны.

Второе видение в черном кристалле

Как только мы с Джейн вернулись домой, я попросил ее показать кинжал — хотелось получше рассмотреть занятный подарок сумасшедшего садовника.

И я исследовал его самым тщательным образом. С первого взгляда стало ясно, что лезвие и рукоять изначально не принадлежали друг другу. Клинок, очевидно, и впрямь был когда-то отломленным от древка острием копья. Само же лезвие, ставшее клинком кинжала, было сработано из какого-то диковинного, неведомого материала, как бы лоснящегося и совсем не похожего на сталь, клинок мягко отливал тусклым холодным блеском, который больше всего напоминал голубовато-серый андалусский кремень. А рукоять, изукрашенная драгоценными камнями… Она, без сомнения, из бронзы с низким содержанием олова, очевидно, изделие каролингской эпохи, причем родом из юго-западных земель империи Карла, так что, возможно, это мавританская работа. Вставки с бирюзой, сердоликами, и орнамент, хитрый орнамент… по-видимому, три свившихся кольцом дракона. Три оправы для камней, две пустые, в третьей — сапфир… Над головками драконов словно корона. Кристалл, подумалось мне, сверкающий яхонт…

Действительно, все совпадало с описанием кинжала, пропавшего из собрания княжны. Неудивительно, если, увидев его, она так взволновалась.

Джейн стояла за моим плечом и тоже не сводила глаз с кинжала.

— Чем тебя, любимый, так заинтересовал этот ножик для распечатывания писем?

— Каких писем? — Я не сразу понял, а потом расхохотался, сообразив, насколько простодушны женщины, способные запросто принять древний, может быть, тысячелетний клинок за нынешнюю заурядную вещицу, какую найдешь на любом письменном столе.

— Ты надо мной смеешься, любимый? Почему?

— Милая моя, ты чуточку ошиблась: это не нож для бумаг, а редкостный мавританский кинжал.

Она покачала головой.

— Как, Джейн, ты мне не веришь?

— Ах нет, ну что ты! Просто подумала, это нож, каким разрезают книжные страницы или вскрывают конверты.

— Вот уж странная идея!

— Верно, странная идея. Да, я вот подумала…

— О чем подумала?

— Да что это нож для бумаг. Я сразу, как увидела его, поняла, что это он самый и есть!

Джейн не сводила глаз с кинжала. Меня вдруг осенило:

— Он тебе знаком… этот ножичек?

— Ну откуда же? Если я сегодня впервые его увидела. Ах нет, погоди! Правильно: вот я смотрю на него… и чем дольше смотрю, тем… больше мне… кажется, что я… его уже видела.

Как я ни допытывался, ничего другого Джейн не смогла вспомнить.

Перейти на страницу:

Все книги серии Белая серия

Смерть в середине лета
Смерть в середине лета

Юкио Мисима (настоящее имя Кимитакэ Хираока, 1925–1970) — самый знаменитый и читаемый в мире СЏРїРѕРЅСЃРєРёР№ писатель, автор СЃРѕСЂРѕРєР° романов, восемнадцати пьес, многочисленных рассказов, СЌСЃСЃРµ и публицистических произведений. Р' общей сложности его литературное наследие составляет около ста томов, но кроме писательства Мисима за свою сравнительно недолгую жизнь успел прославиться как спортсмен, режиссер, актер театра и кино, дирижер симфонического оркестра, летчик, путешественник и фотограф. Р' последние РіРѕРґС‹ Мисима был фанатично увлечен идеей монархизма и самурайскими традициями; возглавив 25 РЅРѕСЏР±ря 1970 года монархический переворот и потерпев неудачу, он совершил харакири.Данная книга объединяет все наиболее известные произведения РњРёСЃРёРјС‹, выходившие на СЂСѓСЃСЃРєРѕРј языке, преимущественно в переводе Р". Чхартишвили (Р'. Акунина).Перевод с японского Р". Чхартишвили.Юкио Мисима. Смерть в середине лета. Р

Юкио Мисима

Малые литературные формы прозы: рассказы, эссе, новеллы, феерия

Похожие книги

Дети мои
Дети мои

"Дети мои" – новый роман Гузель Яхиной, самой яркой дебютантки в истории российской литературы новейшего времени, лауреата премий "Большая книга" и "Ясная Поляна" за бестселлер "Зулейха открывает глаза".Поволжье, 1920–1930-е годы. Якоб Бах – российский немец, учитель в колонии Гнаденталь. Он давно отвернулся от мира, растит единственную дочь Анче на уединенном хуторе и пишет волшебные сказки, которые чудесным и трагическим образом воплощаются в реальность."В первом романе, стремительно прославившемся и через год после дебюта жившем уже в тридцати переводах и на верху мировых литературных премий, Гузель Яхина швырнула нас в Сибирь и при этом показала татарщину в себе, и в России, и, можно сказать, во всех нас. А теперь она погружает читателя в холодную волжскую воду, в волглый мох и торф, в зыбь и слизь, в Этель−Булгу−Су, и ее «мысль народная», как Волга, глубока, и она прощупывает неметчину в себе, и в России, и, можно сказать, во всех нас. В сюжете вообще-то на первом плане любовь, смерть, и история, и политика, и война, и творчество…" Елена Костюкович

Гузель Шамилевна Яхина

Проза / Современная русская и зарубежная проза / Проза прочее
Айза
Айза

Опаленный солнцем негостеприимный остров Лансароте был домом для многих поколений отчаянных моряков из семьи Пердомо, пока на свет не появилась Айза, наделенная даром укрощать животных, призывать рыб, усмирять боль и утешать умерших. Ее таинственная сила стала для жителей острова благословением, а поразительная красота — проклятием.Спасая честь Айзы, ее брат убивает сына самого влиятельного человека на острове. Ослепленный горем отец жаждет крови, и семья Пердомо спасается бегством. Им предстоит пересечь океан и обрести новую родину в Венесуэле, в бескрайних степях-льянос.Однако Айзу по-прежнему преследует злой рок, из-за нее вновь гибнут люди, и семья вновь вынуждена бежать.«Айза» — очередная книга цикла «Океан», непредсказуемого и завораживающего, как сама морская стихия. История семьи Пердомо, рассказанная одним из самых популярных в мире испаноязычных авторов, уже покорила сердца миллионов. Теперь омытый штормами мир Альберто Васкеса-Фигероа открывается и для российского читателя.

Альберто Васкес-Фигероа

Проза / Современная русская и зарубежная проза / Современная проза