Вальпургиева ночь. Ангел западного окна

— Она мертва. Она канула в бездну, чтобы проложить путь мне. Она воскреснет в день третий, и вознесется на небеса, и воссядет одесную Бога, когда же исполнится время, будет вершить суд над душегубами в том мире и здесь, на грешной земле… — Осознав, что губы мои произносят кощунственные слова, я умолк.

Бог милостив, быть может, не зачтутся моей смертельно раненной душе нечестивые речи. Ах, если бы уже сейчас упокоиться в мире рядом с Джейн…

Келли облегченно вздохнул. И осмелел. Начинает подступать с опасливой доверительной повадкой лизоблюда:

— Братец, ее жертва, и твоя, не пропадет втуне. Святой Зеленый ангел…

Поднимаю на него глаза; в моем мертвом теле первой пробуждается жгучая боль в глазах. Хочу крикнуть: «Ангел!» — вновь засверкала безумная надежда — Ангел открыл тайну Камня! А если так, то… все ведь в руках Божиих… случится чудо, некогда ведь бывали чудеса, дочь Иаира^{153} воскресла же!.. Камень творит превращения, в руках того, кому он, Камень, поможет обрести живую веру, он сотворит чудо!.. Джейн! Разве она менее достойна, чем дочь Иаира?.. И вне себя я кричу:

— Он дал Камень?!

Келли воспрянул:

— Нет, Камень пока не дал.

— Дал ключ к загадкам книги?

— Нет… Ключа тоже не дал, зато дал красного порошка! У нас будет золото. Много. А обещал еще больше.

Новая пытка для моего истерзанного сердца!

— Ради золота я продал жену?! Мерзавец! Алчная душонка! Грязный кобель!

Келли отскочил. Бессильно опускаются мои руки со сжатыми кулаками. Я ни над чем не властен. Руки жаждут убить негодяя — и не подымаются. Нет сил, нет воли заставить их подчиниться. Меня трясет от смеха, что горше полыни:

— Не бойся, корноухий, уйми свой страх. Тебя, слепое орудие, не убью… Ангел — вот с кем я встречусь лицом к лицу, он мне ответит!

Келли засуетился:

— Братец! Он, Зеленый ангел, святой посланник, все может. Он, если пожелает, может вернуть мне… ох, нет, тебе, тебе вернуть пропавшую Джейн.

Вдруг окрепнув, чувствуя в себе силу зверя, в слепой ярости я бросаюсь на Келли, руки клещами впиваются в его шею.

— Подать его сюда, вызывай Зеленого, живо, слышишь ты, вор и убийца! Сюда его, ко мне, не медля, или прощайся с жизнью, подонок!

Келли валится на колени.

Проносятся смутные картины, еще и еще, им нет конца. Они стремительно сменяют друг друга, в этой бешеной гонке я не успеваю ни разглядеть их, ни осмыслить. Но вот картина прояснилась…

Келли, в богатых одеяниях, отороченных мехом и сверкающих драгоценностями, горделиво вышагивает в парадных залах дворца Розенберга. Представ перед бургграфом, он заявляет, что послан Богом, дабы открыть миру тайну трех стадий алхимического превращения материи, посвятив в нее, однако, лишь немногочисленную когорту призванных. Сию божественную тайну отныне будет оберегать несокрушимый земной храм, а Рудольф, император Священной Римской империи, и немногие избранные паладины станут рыцарями ордена Храма, хранителями нового Грааля.

Розенберг сопровождает Келли к императору, который, ожидая сего «пророка» и «божьего вестника» в особо секретном, отдаленном покое графского дворца, пребывает в опасном, раздраженном настроении.

Я вынужден присоединиться к торжественно шествующим Келли и Розенбергу; император повелел явиться и мне. Розенберг, выскочив вперед, бросается на колени перед Рудольфом и, целуя его руки, на радостях проливает потоки слез и возвещает, подавляя рыдания:

— Ваше величество, свершилось: Ангел явился, истинно, истинно явился нашим глазам!

Император покашливает, едва справляясь с волнением:

— Коли так, Розенберг, принесем ему наше поклонение ибо всю жизнь мы ожидали сего посланника. — Подняв голову, он насупился и заговорил грозно: — Вас тут трое, и явились вы как трое волхвов, пришедших с дарами поклониться новорожденному Спасителю и возвестивших миру с Рождестве. Весть принес тот, что стоит на коленях. Благослови его Бог. А от вас, мудрецы, я жду даров. Где они?

Келли мигом скакнул вперед, но не пал ниц, а преклонил колено.

— Вот! Этот дар послан Ангелом его величеству императору Рудольфу.

Он поднес императору золотую чашечку с красным порошком; как я увидел, там было вдвое больше, чем та щепотка, с какой мы сами когда-то приехали в Прагу.

Император в нерешительности протянул руку к драгоценному подарку. И августейшее лицо вытянулось.

— Дар знатный. Но он не даст долгожданного откровения истины. Это хоть какому холопу дай — и он золото получит.

Горящий взор Рудольфа устремляется на меня. Он ждет, что я поднесу истинный дар, дар спасения, бесценный, как священные дары восточных волхвов. Я опускаюсь на колени, в душе вздрагивая от ледяного озноба, мне нечего поднести императору, я пришел с пустыми руками и пустым сердцем… И тут снова подает голос Келли — можно только дивиться его наглой кротости:

— Велено нам также показать его императорскому величеству и предоставить для испытания особое «стекло», каковое святой Ангел передал, от великой щедрости своей, служителю своему, эсквайру Джону Ди, в ночь первого заклинания. Потому как не все сразу, у всякого таинства есть свои стадии и ступени.