Вальпургиева ночь. Ангел западного окна

Мимо летели руины Эльсбетштайна. Животворные ключи забурлили, подумал я. Мягкие облака полупрозрачного пара клубились над замком, поднимаясь к небу. На башне стоял сумасшедший старик садовник и махал нам. Вот указал рукой на северо-запад, вот как бы поманил, должно быть, это означало: «Сперва туда езжайте, а потом — ко мне!»

Глупая мысль, шепнул мне внутренний голос, он же не знает, что я вернулся в прошлое и снова стал собой, то есть Джоном Ди, обрел свое подлинное «я». Но если это действительно так, спохватился я, то что здесь делает княжна Асия? Я повернул голову — рядом была… темно-бронзовая богиня, Исаида, идол фригийских одержимых скопцов, улыбающаяся, с копьем в одной руке и зеркалом в другой, склонившаяся ко мне, нагая… нагая и умопомрачительно близкая, от ее близости, от ее улыбки меня бросило в жар… И тотчас проснулась старая, неотвязная мысль: тебя хочет соблазнить похотливая бесовка! Неужели, неужели я должен сдаться, против воли уступить соблазну? Мне не совладать с собой? Что за сила понуждает меня снова и снова в воображении видеть княжну такой, какой она никогда не представала моим глазам наяву?! Не хочу этого. Не хочу! Не хочу разделить судьбу моего несчастного кузена!..

Стройная, гладкая, юная богиня послала мне взгляд, полный… не могу описать. Неприступное величие божества и манящее, завлекающее очарование женщины в единственном брошенном искоса взгляде; чуть заметно напрягшиеся от сладострастия груди, затаенное желание в изгибах тела, непроницаемая, загадочная усмешка и бесконечное презрение в прищуренных глазах, горящие в их глубине смертельно-опасные огоньки и запах пантеры…

Мы уже не на дороге, — вспоров зеленую толщу вод острым килем гидросамолета, мы погружаемся, с бешеной скоростью погружаемся все глубже, на какой мы глубине, понять невозможно. Далеко ли до поверхности и где теперь водная гладь, а где дно?..

Затем от зеленых вод остается лишь небольшое круглое озерцо, и я не отвожу от него настороженного, пристального взгляда. Оно с каждой минутой уменьшается, такую картину видишь в туннеле, если оглянешься на оставшийся далеко позади светлый вход.

Все поглотил непроглядный мрак.

Шло время. И вдруг показалось — я вынырнул.

Вынырнул из колодца, огражденного светлым каменным парапетом, теперь я вижу, что поднялся из зияющей черной бездны. Над краем колодца расплывается в воздухе, словно легкий туман, бронзовая Черная Исаида, богиня понтийская. Обломанным острием копья она со зловещей усмешкой указывает в колодец. Она поднимает зеркало выше, выше, а сама медленно погружается в бездну; что это? — кажется, будто далеко-далеко в черной глубине мерцает круглое зеленое озеро.

Это она сопровождала меня, сама богиня? Да, но куда?.. Где же я?

Я ничего толком не осознал, в эту секунду ужас поразил меня, точно удар клинка: там, впереди, в полумраке — Джейн, моя жена! Ее глаза лихорадочно блестят. На Джейн платье, какие носили в Англии елизаветинской эпохи, понимаю — она жена Джона Ди. Того, кем я теперь стал… Черная бездна — это страшный колодец в доме доктора Гаека, в Праге… Джейн хочет броситься в колодец! Нынче ночь великого повеления Зеленого ангела, и я должен исполнить клятву, данную Эдварду Келли, названому брату, — о какая убийственная издевка! — с обливающимся кровью сердцем отдать ему в наложницы Джейн!.. Она этого не вынесла.

Некогда размышлять! Я бросаюсь к ней, ноги подкашиваются, хочу в последний миг удержать ее, оскальзываюсь… Кричу, вижу Джейн, немую, ее взгляд, полный решимости, померкший, безумный взгляд моей любимой, оскверненной жены… и цепенею — кончено, на моих глазах свершилась страшная смерть моей Джейн, ее уход из этого мира… незаживающей кровоточащей раной она будет вечно терзать мою душу.

На семьдесят два куска рассечено мое сердце. Мысли объяла мгла, дух помрачен… Колодец, кошмарная бездна! Там, в глубине — шевельнулась смутная догадка, — зеленовато мерцает круглое зеркало Исаиды…

Ноги не держат, цепляясь за железные скобы, кое-как карабкаюсь вверх по железной лестнице. Ступени скрежещут и лязгают: «Один… один… один…» Из погреба наверху кто-то заглядывает в шахту: перекосившаяся от ужаса харя негодяя, висельника на эшафоте, ожидающего казни. Мерзкая корноухая харя Келли.

Рассеянно соображаю: бросится на меня, столкнет вниз, да, вниз, а там и в колодец, к моей Джейн…

Все безразлично, я думаю: вот и хорошо, так будет лучше…

Но он не шевельнулся. Дал мне завершить опасный подъем, дал выбраться из бездны и обрести твердую почву под ногами. Скованный страхом, он медленно пятится от меня, словно от призрака. Но я не жажду мести, которой так страшится этот презренный трус, все во мне умерло…

Слышу его сбивчивый лепет: хотел спасти… безрассудство, порывы женского сердца…

Слышу свой собственный глухой голос: