Вальпургиева ночь. Ангел западного окна

И чудится: кровавая дымка застилает стены и окна.

Впереди и по обе стороны воют беснующиеся толпы с факелами над головами: «Слава Оттокару Борживою, владыке мира! И Поликсене, супруге повелителя!»

Она слышит свое имя, но оно кажется ей каким-то чужим, как будто уже не имеющим к ней отношения. Она чувствует, как торжествует в ней портрет покойной графини, принимая все величания на свой счет.

Стоило толпе на мгновение утихнуть, как тут же зловещим отрывистым хохотом заходился барабан тигрообразного кожевника Гавлика, который, оскалив зубы, возглавлял дикое шествие.

Из боковых переулков слышались предсмертные крики и шум рукопашных схваток. Разрозненные группы тех, кто пытался оказать сопротивление, толпа безжалостно сметала с пути, превращая в кровавое месиво.

Поликсена смутно догадывается, что всем этим кровавым парадом неслышно командует образ, скрытый у нее в груди, и это даже радует ее: значит, руки Оттокара чисты, он не повинен в смертоубийстве.

Оттокар опирается руками на головы несущих его мужчин — лицо белое как мел, глаза закрыты.

Вот и ступени замковой лестницы, они ведут к собору. Само безумие поднимается по ним.

Поликсена пришла в себя. Образы воспоминаний рассеялись. Перед глазами — голые стены ризницы и ноздреватая резьба старинных шкафов.

Божена упала на колени и принялась целовать края ее одежды. По лицу горничной Поликсена попыталась понять, что чувствует эта девица.

Ничего похожего на ревность или страдание. Ничего, кроме ликования и гордости.

Грянул колокольный звон, затрепетали огоньки свечей…

Поликсена вошла в слабо освещенный неф собора. И лишь когда глаза привыкли к полутьме, удалось разглядеть тускло мерцающее серебро шандалов с желтыми и красными язычками пламени.

Меж колоннами происходила какая-то возня: несколько черных мужчин толкали и гнали какую-то белую фигуру в сторону алтаря.

Это — священник, догадалась Поликсена, который должен был венчать их.

Она видит, как он упорствует и отбивается, как поднимает руку с распятием.

Крик. Священник падает на пол.

Его забивают до смерти.

Шум. Беготня. Замешательство. Ропот. Мертвая тишина.

Распахиваются двери собора.

Свет факелов клинком врезается в темное пространство.

По трубам органа пробегают красноватые блики.

Дюжие молодчики волокут за собой человека в коричневой рясе.

С сединами снежной белизны.

Поликсена узнает его. Это — тот самый монах, который в усыпальнице св. Йиржи рассказывал про изваяние из черного камня, что это покойница, у которой под ребрами змей вместо ребенка…

Но и монах упирается, не хочет идти к алтарю!

Десятки рук готовы разорвать его.

Он кричит, умоляет не принуждать его, указывает на серебряную статую св. Непомука. Занесенные для побоев руки опускаются. Он что-то говорит. Его слушают. Потом о чем-то договариваются с ним. Судя по недовольному ропоту, нехотя принимают его условия.

Поликсена может лишь догадываться: он готов обвенчать их, но только не перед алтарем.

«Он спас себе жизнь, — подумала она, — вернее, немного оттянул смертный час. Его убьют, как только он даст благословение на брак».

Она и с закрытыми глазами видела страшный кулак Жижки, готовый обрушиться на голову монаха, и в ушах явственно звучали слова: «Монах, где твоя тонзура?»

На сей раз призрак гусита будет крушить кулаком толпы. В этом она была уверена.

Перед статуей поставили скамью, на плиты пола постелили ковер.

Толпа расступилась, дав дорогу какому-то мальчику. Он нес багряную подушку с жезлом из слоновой кости.

По рядам пробежал подобострастный шепот:

— Скипетр герцога Борживоя Первого!

Облаченный в порфиру, Оттокар механически, словно во сне, берет в руки скипетр и преклоняет колена.

Поликсена становится рядом.

Монах приближается к статуе.

И тут чей-то пронзительный крик:

— Где корона?

Толпа взволнованно гудит. Монах поднимает руку. Тишина.

Поликсена слышит дрожащий голос. Слова благословения и мольбы о заступничестве, с каковыми подобает обращаться к помазаннику. И она холодеет при мысли, что они произнесены устами, которым суждено в сей же час умолкнуть навеки.

Обряд венчания завершен.

Собор оглашается восторженным ревом, заглушившим последний крик приговоренного.

Поликсена не смеет оглянуться, она знает, что произошло.

— Корону! — вновь напоминает тот же зычный голос.

— Корону! Корону! — вторят ему сотни глоток на скамьях и в проходе.

— Она спрятана у Заградки! — возвещает кто-то из толпы.

Всеобщий гомон:

— К Заградке!.. Все перевернем!.. Корону!.. Корону властителя!

— Она из чистого золота. С рубином во лбу! — надрываясь, кричат с хоров. — Спросите Божену, она все знает!

— Рубин во лбу! — подтверждают десятки верноподданных нового владыки, будто видели пурпурный камень своими глазами.

На амвон поднимается какой-то человек. Поликсена узнает в нем мутноглазого лакея.

Рассекая руками воздух и срываясь на визг, он издает вопль алчущего добычи:

— Корона в Вальдштейнском дворце!

И это убеждает всех.

— Корона в Вальдштейнском дворце!

Вслед за ревущей толпой грабителей шагают угрюмые Братья горы Хорив. Оттокар и Поликсена вновь плывут над головами, шесты носилок подпирает дюжина плечей.