Вальпургиево проклятие

Главное, что сейчас только ночь и проспал я всего-навсего несколько часов, но физические ощущения пытались убедить меня в обратном: прошла уже целая жизнь, и я уже давно мертв, но по непонятным причинам вдруг ожил. Я, Фрэнк Шульц, ходячая и рассыпающаяся при каждом шаге мумия, – ползающая груда праха, пытаюсь осознать, что со мной произошло вчера, хотя с моего последнего воспоминания прошла уже добрая сотня лет.

Таковы были мои ощущения в ту ночь.

Все-таки как хорошо, что понятие времени во снах никоим образом не соотносится с нашей реальностью. Потому что привидевшиеся мне грезы – безумие.

Мне приснилось, будто я стою у высокого окна своей спальни и вижу, что передо мной расстелился необъятный простор старинного кладбищенского погоста. Большинство моих привычных ощущений застилала толстая пелена тумана, но даже тогда у меня не было сомнений, что кладбище это очень старое, и скорее всего, давно заброшенное. Гнездящиеся фамильные склепы, полуразрушенные надгробные плиты, изящные гранитные изваяния и прочая архаичная утварь без стеснения сообщали о своем возрасте.

В своем сне я выступал в роли главного наблюдателя, нежели главного действующего лица, посему без труда смог детально запоминать все происходящее. Помню, что поначалу я стоял у окна, внимательно созерцая пейзаж погоста, как вдруг появляется облаченный в черную мантию силуэт старухи Роуз, уверенно направляющейся в сторону мрачного могильника.

Я ощутил себя беспомощным, как только стал свидетелем этого зловещего зрелища. Мне хотелось скорее отойти от окна, но даже при всем желании я не мог этого сделать.

В какой-то неуловимый миг мое тело предательски отказалось подчиняться своему хозяину: конечности онемели, голова превратилась в неподъемный и пульсирующий булыжник, а глаза – в пару механических бегунков, которые только и пытались, что уловить какое-нибудь движение в застывшем силуэте старухи.

От ежесекундно поднимающегося страха моя кожа буквально накалилась, покрывшись неприятной пленкой липкого пота.

«Наверное, это самый дьявольский сон, который мне удавалось видеть за всю свою жизнь», – подумалось тогда; и мою душу затянуло в зловещий водоворот предчувствия, что некая злая и невидимая сила настойчиво пытается овладеть моим телом. Очутившись в неподвластном словам кошмаре, от меня стремительно ускользало привычное осознание, что я – это я. Мысли расслаивались на тонкие, рассыпающиеся пласты, в голове раздавался инородный грохот, в глазах темнело, а тело становилось таким невесомым, что по весу напоминало скорее птичье перо, чем увесистую комплекцию взрослого мужчины. Эта какофония странных ощущений и звуков продолжалась достаточно долго, до тех пор, пока я не почувствовал, что из-под моих ног уходит земля. Взбудораженно оглядываясь по сторонам, я понял, что парю над землей, судорожно глотая морозный воздух апрельской ночи и созерцая виды бескрайних Карпатских гор с высоты птичьего полета. Набирая все большую высоту и скорость, я уносился все дальше и дальше – прочь от знакомых мест. Теперь проносящиеся пейзажи были абсолютно неразличимы, так как смазывались в неразборчивое темное пятно. Когда я склонил голову вниз, чтобы в очередной раз удостовериться в том, что лечу, то от неожиданности вскрикнул, потому что не обнаружил под собой ног. Позже я не смог досчитаться и остальных частей тела: потому что не было ничего. Я испарился. И тогда я осознал, что предчувствие не обманывало меня: невидимому злу все-таки удалось овладеть моей оболочкой, вызволив оттуда мою душу.

Когда меня постигла истина, я находился за миллиарды миль от нашего мира, с феерической скоростью прорезая просторы какого-то необъяснимого, погруженного во тьму пространства. Лишь где-то вдали я мог различать слабое мерцание серебристых огоньков, которые источали свербящий, болезненный свет. Огней было с тысячу, и по мере своего полета я стремительно приближался к ним. Все происходило настолько быстро, что опешившее время на тысячи миль обгоняло мои мысли. Я летел, а пылающие шары становились все ближе и ближе, ближе и ближе, раскаляя мое фантомное зрение до предела… Я кричал, звал на помощь, молился, но все было напрасно: с каждым дюймом боль стократ усиливалась, а столкновение становилось укорененным фактом. По мере приближения к пылающей звезде к горлу подступила слезливая горечь, и я с усилием закрыл глаза, ожидая, когда же разверзнется Ад.

Столкновение было похоже на гигантский взрыв, вселенское возгорание. Потому что как только произошла катастрофа, меня захлестнула волна уничтожающей боли, и все, что еще несколько мгновений назад приходилось составляющим моего «я», моей души – расщепилось на миллиарды атомов, оградив меня от какого-либо понимания происходящего. Это были миллионные детали, каждая из которых являлась отдельной составляющей моей многомерной личности. Одна моя часть витала где-то за пределами нашей галактики, а другая оставалась на месте.