Вальс под дождём

Мы продвигались очень медленно, с остановками. Аслан поднял руку, призывая к особому вниманию. Я замерла. Аслан упруго подпрыгнул, приземлился на носки и несколько секунд балансировал в одной точке. Потом переступил дальше и требовательно указал пальцем на крохотный пятачок земли, куда мне надо попасть.

В школе по физкультуре мне ставили оценку «хорошо», и даже как-то раз на уроке я взяла высоту полтора метра, но приземлиться на клочок в десять квадратных сантиметров мне представлялось немыслимым.

«Ты можешь, ты должна, — сказала я себе, — есть такое слово — “надо”».

Я вытерла враз вспотевшие ладони о юбку и отвела ногу в упор назад.

«Давай, Евграфова, плавно, сильно, точно», — прокрутился в мозгу голос учителя физкультуры. Я закусила губу, напряглась и вместе с резким толчком оказалась в нужном месте. Только бы не упасть! Я закрутила руками, как ветряная мельница. Тело кинуло вперёд, назад, я едва не оступилась, но смогла удержаться ровно.

Владимир поднял вверх большой палец. Его немая похвала придала мне сил двигаться дальше. Жизнь и есть большой переход по минному полю, подумалось мне, когда я обессиленная сидела на придорожном камне и смотрела, как по дорожке из сухой хвои цепочкой ползут муравьи. Их цепочка заканчивалась между корней сосны со сгоревшей верхушкой, и я хотела верить, что тоже вскоре вернусь сюда, потому что сосна — ориентир. В лесу поодаль меня будут ждать разведчики. Я знала, что сейчас они тоже наблюдают за мной. На прощание Аслан коротко поцеловал меня в щёку, а Владимир хлопнул по плечу и коротко пожелал удачи. В паре километров отсюда — бывший райцентр Лапино — конечный пункт назначения.

Я приметила молодую ольху и сапожным ножом ободрала несколько кусков коры на лыко. Нож и кочедык были единственным оружием, которое мне позволил взять с собой майор. Подняв голову, я посмотрела на солнце, обвитое длинными белыми тучами. Ветреный день парусил мою юбку и задувал под кофту. Я подняла воротник и нацепила на согнутую руку корзинку.

Странным образом мой назойливый страх затих, видимо почувствовав, что если станет меня донимать, то останется без хозяйки, потому что её попросту схватят и пристрелят. Правда, если пристрелят, то, считай, повезло; главное, чтобы не мучили. Сначала на дороге не было ни души, но ближе к деревне я смогла расслышать тарахтение мотоциклов, а когда мимо меня на большой скорости проехал грузовик с немецкими солдатами, поняла, что попала в зону риска.

* * *

На входе в посёлок красовался указатель с чёрной надписью готическим шрифтом «Lapino». Старую табличку с названием «Лапино» кто-то накрепко приколотил гвоздями к стволу дуба, словно на время отдал ему на хранение. Сам посёлок начинался с живописной берёзовой рощицы, около которой стояли двое мужчин с белыми повязками на рукавах и оружием. Полицаи. Если бы не повязки со свастикой, я приняла бы их за обычных деревенских мужчин в потёртых куртках, кепках, шерстяных брюках, заправленных в голенища сапог. Высокий сутуловатый мужчина с резкими чертами лица медленно закинул за спину винтовку и поманил меня пальцем.

— Ну-ка, иди сюда. Кто такая? Куда идёшь?

Моё сердце отчаянно зашлось в тревоге. Я опустила глаза и нерешительно приблизилась, загребая ногами носками внутрь.

— Я Ульяна.

— Вижу, что не Тарас, — хохотнул сутулый. Другой полицай, невысокий, крепкий, с маленькой змеиной головой, распялил губы в улыбке, но промолчал. Сутулый сдвинул брови: — Признавайся — партизанка?

— Что вы, дяденька. — От страха я залепетала, путая буквы в словах. — Я хожу по деревням, плету лапти, чтоб прокормиться. Вот, посмотрите. — Я протянула ему корзинку. И от того, что руки тряслись, корзинка ходила ходуном.

Полицай заглянул в корзинку и вытащил нож, заткнутый за лучину:

— С ножом, значит, ходишь.

Я сокрушённо вздохнула:

— С ножом. Иначе мне коры не нарезать. — Я вытащила только что срезанный пучок лыка, ещё влажный от сока. — И лапти у меня хорошо получаются. Баба Лиза научила.

Полицай зашвырнул нож в кусты:

— Это какая такая баба Лиза? — Его глаза глянули на меня с подозрительным прищуром. — Что-то я в Лапино ни про одну бабу Лизу не слыхал. — Он обернулся к другому полицаю: — Ты, Федька, знаешь хоть одну?

Коротышка покачал головой:

— Неа. Давай отведём её в комендатуру, да и дело с концом, там живо разберутся.

— Господа полицейские, не надо меня в комендатуру. — На глаза набежали слёзы. — Я не здешняя, из Рожков. Наша деревня сгорела, вот я и хожу, зарабатываю чем умею.

— Из Рожков? — протянул сутулый. — И чья ты такая есть из Рожков?

Я проглотила ком в горле, мешавший говорить нормально:

— Дочка пастуха.

— Это какого пастуха? — продолжил допытываться сутулый. — В Рожках было три пастуха: Никодим, Колька и Максим. Который из них твой батя?

Что-то в выражении его лица неуловимо изменилось, и я поняла, что он играет со мной, как кошка с мышкой.

Удивительно, но я возмутилась, как самая настоящая Ульяна из Рожков:

— Не было у нас таких пастухов, господин полицейский, вы, наверно, с кем-то путаете.

— Может, и путаю.